***
Прекрасен тот дом без прикрас,
и новая песенка льется.
Я в Пушкинском Доме живу,
поэтому так и поется.
Мотается нитка тропы,
врываясь то в сосны, то в клены,
и солнца литые снопы -
его золотые колонны.
В тебе, о мой Пушкинский Дом,
родной и любимый навеки, -
и Лена, и Волга, и Дон,
и милые малые реки.
Железных дорог колеи.
Медового луга блаженство.
Поют во мне токи твои
гармонии и совершенства.
И так же, как ночи и дни,
тишайшие утра и громы, -
естественны окон огни,
березы и ракетодромы.
Люблю твой причал, твой прикол.
Лелею и вынесу к свету
серебряный древний глагол,
чеканку кристальную эту.
Пусть в нем соловей над прудом
отчаянным щелкнет коленом!
Россия - мой Пушкинский Дом
под пушкинским небом нетленным.
Прекрасен мой дом без прикрас.
И светлая песенка льется,
и песен хватает у вас,
и мне - про запас - остается...
СОЛДАТ
Во мне-боль павших, но не сдавшихся
во все крутые времена.
На веки вечные оставшихся
в полях, где ночь, как смерть, черна.
Я будто их прошёл дорогами –
их сны, их звёзды, их бои.
Я их глазами темень трогаю,
их жажда губы жжёт мои!
О тропы памяти нелёгкие,
что мне открылись как с горы!
Привалы светятся далёкие,
как позабытые костры.
И вот, в ледовой сече канувший,
в том достопамятном году,
я у Вороньего у Камушка
на бой с немчинами иду.
Вот у костра присев на корточки
со всем Семёновским полком,
рассвета жду у речки Колочи,
вожу по лезвию бруском…
Что впереди, что там пророчится?
И вот на подступах к Москве
среди сугробов в чахлой рощице
фашиста бью по голове!
Всё это я. Я шёл и мучился.
Любовь владела мной и злость.
Нигде своей тяжёлой участи
мне избежать не довелось.
Но – глянь! – в траве дурманной, ягодной
над болью давних горьких дат,
готов к последней схватке яростной,
встаёт солдат, встаёт солдат…
Всего себя отдам я полностью,
покамест солнце не грядет,
покамест знамя чёрной полночи
к моим ногам не упадёт.
ЧЁРНАЯ ИКРА
Канул сейнер в море, как иголка.
Так похожи волны на стога…
Водится на Каспии икорка,
Королева всякого стола.
Ах, обед на баке! То и дело
Мой сосед подшучивал баском:
«Налетай, москвич, подешевело.
Веселей работай черпаком!»
Подходил к бачку я раз по сорок,
А теперь, ей-ей, невмоготу.
И не от каспийских разносолов —
От работы солоно во рту.
Вот она, икорка, — будто пули.
Свищут брызги, падает гроза.
И ступают ноги, как ходули,
Плавают белесые глаза.
Вот она, икорка, — смотришь в оба.
От снастей ладони как в огне.
Каспий наизнанку, точно робу,
Душу выворачивает мне.
Вот ползем, на равных с морем споря,
Вот закончен путь, сдаем улов,
Для столов, ну, скажем, «Метрополя»,
Для других обеденных столов.
А потом отчаливает лето,
Я по сходням на берег схожу.
Черной, антрацитового цвета
Вот такую банку увожу.
Еду, на вопросы отвечаю,
Табачки рыбацкие курю,
Вновь икрой соседей угощаю.
— Налетайте, братцы, — говорю.
"С ЛЮДЬМИ"
Сумел я запросто ужиться,
Сдружиться не за рюмкою вина,
А после долгой вахты За ушицей,
Когда всплывет над морем тишина.
Как в центре мирозданья,
Ходит барка
По медленной полуночной воде.
Рыбацкая огромная цигарка
Подмигивает крохотной звезде.
Вот так сидим и курим до рассвета.
Как в воду, окунаемся в зарю.
И все законы жизни,
Все приметы
Читает сердце,
Как по букварю.
Понятны и близки созвездья, зори,
И рыбаки у медного бачка,
И на руках забывшихся мозоли,
И путь, еще не пройденный пока.
Как бы сошлись разъятые на части
И мысли,
И поступки,
И года.
Зовущие и ждущие участья
Все дни мои ясны, как никогда.
МОИ РАССВЕТЫ
На улочках, средь каменных громад,
Что в небе прекращаются высоком,
В рассвет впиваюсь жадно, как в гранат.
Припав, его захлёбываюсь соком.
Но, выйдя прогуляться на часок,
Вдруг солнце, вспыхнув, свой покажет норов.
Я сам – его восторженный мазок
На сером фоне стареньких заборов!
Вхожу в дома, в кухонный терпкий чад, –
Шаги по коридорам раздаются.
И люди вслед о чём-то мне кричат,
И вижу я, как лица их смеются.
Рассвет растает, солнцем залитой,
И будет день теплее, но бледнее…
Ах, жизнь моя, на целый золотой
Твой кошелёк становится беднее!
Вот вновь вхожу в рассвет, вхожу в тиши,
Как будто бы планету открываю.
Вот вновь его от утренней души
Как будто бы навеки отрываю.
А город в расходящихся дымах
Готов за ним, как табор, с места сняться.
А люди спят за шторами в домах.
Какие-то им сны, болезным, снятся…
СЕРДЦЕ, ПОЛНОЕ БУМАГ
Работа на почте.
Рассвет.
Этажи.
Я нес пробуждение в сонные души.
И, словно цветные – в окне – витражи,
Горели мои
вдохновенные уши.
Мне мало платили,
но я не хотел
Работы другой,
заявляю железно.
Я так восхитительно-крупно потел,
Себя ощутив
молодым и полезным.
В одном переулке,
в заветном окне,
Девчонка знакомая мне улыбалась,
Мечтая всю ночь напролет обо мне…
Недаром же мне
постоянно
икалось!
Меня уважали,
кормили треской,
На кухню пускали,
поили бульоном…
А ныне сижу,
напевая с тоской:
«Когда я на почте служил… почтальоном!»
РАБОТЕНКА
Утром
подымаюсь
спозаранку
легкий, как белье.
Заедаю свежую баранку
дыркой от нее.
А позднее через дырку эту
плюс через окно
вижу, как и свойственно поэту,
детское кино…
На носу сверкает капля пота.
Это ничего.
Печь стихи – хорошая работа!
Было б из чего…
|
