АНАЛОГИЯ
Отец Мой доныне делает, и Я делаю.
Евангелие от Иоанна
В безднах космических буйствует плазма,
Рождая галактики, звезды, миры.
Вечно творящий божественный Разум
Все новые виды жизни творит.
Не то же ли здесь на земном нашем шаре?
В бурном огне выполняется план
Рожденья духовно-телесной твари,
У людей вырастают крылья из ран.
Все побеждается силой Христовой,
Все будет новым у твари новой.
Люди Христовы - звездно прославятся,
Чужие Ему в огне переплавятся.
ЗАРЯ ВОСКРЕСЕНЬЯ
Чаю жизни будущаго века, аминь.
Из символа веры
Без удержу ткань мировая струится,
Все шире лучится, все в новые сферы
Уходит стремительный бег.
От станции "Рыбы" до станции "Птицы",
От станции "Птицы" до станции "Звери"
Вперед к рубежу "Человек".
И вот человек заявляет: "Приехал!"
Конечная станция! Чудная местность!
Устроюсь-ка здесь навсегда".
А что, если это всего только веха?
И дальше, все дальше, вперед в неизвестность
Должны пролетать поезда?
Об этом до нас достигают сигналы,
Апостольский голос вещает вселенной,
Евангелие говорит.
И веровать в это душа не устала,
Хотя уверяет рассудок надменный,
Что поезд пришел и стоит.
Но издали светит душе в ободренье
Пасхальным сияньем заря воскресенья!
CЛОВО БОЖЬЕ
Аз есмь Путь и Истинка и Жизнь.
Евангелие
Как ни стремится наше знанье
Постичь загадку мирозданья,
Но ум бессилен, все равно.
Не охватить нам мир бескрайний,
За тайной возникает тайна,
И все попрежнему полно
Непостижимостью священной.
Не самочинно, а смиренно
В нее проникнуть суждено,
А в слове Божьем нам дано
Самораскрытие Вселенной.
***
Мы знаем, что жизни конца не бывает.
Нет смерти, а есть только переворот,
И где распадается клетка простая,
Там более сложная сущность растет.
Темный инстинкт велит гусенице
Закутаться в кокон свой,
Кто б думал, что ей суждено возродиться
Крылатою красотой.
Но к человеку иная мерка -
Не темный инстинкт червя,
Ему открывает великая Церковь
Перспективу его бытия.
Священник - не маг. Он земного старта
Советник и рулевой,
Человеческой жизни сверхдальнюю карту
Он держит своей рукой.
***
Вижу розы Богородицы
В озареньи дня нездешнего,
Мне, нечистому, доводится
Подышать от вечно-вешнего.
В сладком ветре лоб и волосы,
И глаза блестят омытые,
Где-то плещут звуки голоса
Тайные и позабытые.
Дух мой жадно пьет от вечности,
Тает тело невесомое.
Впредь не буду жить в беспечности,
Обращу ТУДА лицо мое.
***
Промчались сани. Билась полость.
А я стою, вникая в звон.
Я знаю - в церкви нежный голос
Поет рождественский канон.
Вся наша жизнь шумит и мчится,
Так далеко душе до звезд.
А та - моя, не шевелится,
Лишь, наклонясь, положит крест.
Пусть это сон... Проста прическа,
Чуть-чуть печален очерк губ,
И запах ладана и воска
Невыразимо сердцу люб.
Мы не умрем в пустыне снежной,
Он греет нас, собой одев,
Любимый с детства, нежный, нежный,
Живой рождественский напев.
1922
У ПЛАЩАНИЦЫ
Люблю часы, когда ложится
На землю ночь в Страстной Пяток.
В церквах мерцает Плащаница,
Апрельский воздух чист и строг.
И мнится: вкруг свечей струится
Неисчислимых душ поток,
Там их незримая светлица,
Им уготованный чертог.
Уснули ль маленькие дети,
Ушли ли скорбно старики -
Все царствуют в Христовом свете.
А здесь, у нас свистки, гудки,
Очередной набат в газете,
И только в сердце песнь тоски.
1928
ПОД ВЕКОВОЙ СТЕНОЙ
Сегодня в ночь листвою клейкой
Запахли сладко тополя.
Пойдем, пойдем бродить аллейкой
Под вековой стеной Кремля.
Целует щеки теплый ветер
И сердцу шепчет: не забудь
Про вековые стены эти,
Про их израненную грудь.
О, не забудь своей России,
Своей земли, своей страны,
Будь верен ей, как в дни лихие,
Ей деды пребыли верны.
За суматохою трамвая,
За блеском мертвых фонарей
Подслушай клекот орд Мамая
Зарёй, над тишиной степей.
Сегодня в ночь листвою клейкой
Запахли сладко тополя.
Пойдем, пойдем бродить аллейкой
Под вековой стеной Кремля.
1929
ВОСПОМИНАНИЕ О СТАРОЙ МОСКВЕ
Опять с московских колоколен
В морозный сумрак льется звон.
Опять зима и день Николин,
И лучезарен Орион.
Опять от молодого снега
По переулкам тишь и гладь
И санок радостного бега
Отрадно шорох услыхать.
И снова праздник в светлом храме,
Живой рождественский канон,
А дома - радостное пламя
Лампадок алых у икон.
Но сердце, сердце? Что с тобою?
Откуда эти облака?
Зачем с доверчивой мольбою
Смешалась тайная тоска?
1931
СВЯТИТЕЛИ
Они лежат в своих гробницах
Под сводом вековых громад,
В кругу погашенных лампад,
А мимо них бездумно мчится
Маршрутом храмов и палат
Экскурсий торопливых ряд.
Бегут толпы слепые дети,
На что укажут - поглядят.
Им не обещано в билете
Явленье таинства столетий.
Лежат святители в гробницах,
А мимо них толпа влачится.
Толпа живых - лишь призрак тут,
А погребенные живут
И обвевает эти стены
Дух непреклонный Гермогена,
Петра, Филиппа и Ионы,
Огонь молитвы их бессонной.
Не спят святители, не спят
В кругу погашенных лампад.
Они целители святые
Души смутившейся России,
Они - завет, они - залог,
Что наш народ не изнемог.
И если хочешь укрепиться
У родника духовных сил
Приди, чтоб тайно помолиться
Перед святыней их могил.
***
Кто по Кремлю, как русский проходил,
А не бежал туристом одержимым,
Тому над Русью кров небесных сил
И близость темной силы ощутимы.
Иконописец русский восходил
В мир образов, земле непостижимый,
И лик небесный он не оземлил,
Как мастера в капеллах древних Рима.
Но чей народ так яростно зверел?
Где трон царей качал колдун Распутин?
Кто грубо так кощунствовать умел?
Где лик Христа был так далек и смутен?
Но где за веру шли хоть под расстрел
И мучеников гнали по маршрутам?
ТЮРЬМА
(Шесть тюремных стихотворений)
Благо мне, что я пострадал,
дабы научиться уставам Твоим.
Псалом
1.
Святися, святися
Тюрьмой, душа моя.
Стань чище нарцисса,
Свежее ручья.
Оденься, омойся,
Пучечки трав развесь,
Как домик на Троицу
В березках весь.
Темница, чем жестче,
Суровей и темней,
Тем солнечней в роще
Души моей.
Чем яростней крики
И толще прут в окне,
Тем льнут повилики
Нежней ко мне.
1919-1921
2.
“Всякий огнем осолится,
Имейте соль в себе...”
Не огонь ли моя темница,
Не соль ли в моей судьбе?
В огне размягчилось сердце,
Очистила душу соль.
Уловлен апостольской вершей,
Забыл я неволи боль.
Воскреснет вольная птица
И в самом жалком рабе,
“Всякий огнем осолится...
Имейте соль в себе...”
1920
3.
Решетка ржавая, спасибо,
Спасибо, старая тюрьма!
Такую волю дать могли бы
Мне только посох да сума.
Мной не владеют больше вещи,
Все затемняя и глуша.
Но солнце, солнце, солнце блещет
И громко говорит душа.
Запоры крепкие, спасибо!
Спасибо, лезвие штыка!
Такую мудрость дать могли бы
Мне только долгие века.
Не напрягая больше слуха,
Чтоб уцелеть в тревоге дня,
Я слышу все томленье духа
С Екклезиаста до меня.
Спасибо, свет коптилки слабый,
Спасибо, жесткая постель.
Такую радость дать могла бы
Мне только детства колыбель.
Уж я не бьюсь в сетях словесных,
Ища причин добру и злу,
Но чую близость тайн чудесных,
И только верю и люблю.
1920
4.
Лен, голубой цветочек,
Сколько муки тебе суждено.
Мнут тебя, трепят и мочат,
Из травинки творя полотно.
Все в тебе обрекли умиранью,
Только часть уцелеть должна,
Чтобы стать драгоценною тканью,
Что бела и тонка, и прочна.
Трепи, трепи меня, Боже!
Разминай, как зеленый лен.
Чтобы стал я судьбой своей тоже
В полотно из травы превращен.
1938-1956
5.
Дорожу я воспоминаньем,
Как отец меня плавать учил.
Покидал средь реки на купаньи,
Но рядом со мною плыл.
И когда я в испуге и муке
Задыхался и шел ко дну,
Отцовские сильные руки
Поднимали меня в вышину.
И теперь, когда я утопаю,
И воочию вижу конец,
Я, как мальчик тот, уповаю,
Что рядом со мной Отец.
Он вернет из любой разлуки,
Вознесет из любой глубины,
Предаюсь в Его крепкие руки,
И спокойные вижу сны.
1938-1956
6. Напасти 1938 года
Разбитая жизнь и погибшая доля -
Не есть ли святая беда?
Ведь так скорлупа погибает всегда,
Как только птенец появился на волю
И выглянул выше гнезда.
***
Бегут, бегут мои года,
Уже седеет борода.
Вот на закате весь в огне
Какой-то берег виден мне.
И я догадываюсь вдруг,
Что жизнь моя свершила круг,
Что с корабля мне все видней
Знакомый берег детских дней.
Слышны родные голоса,
Блестит песчаная коса
И посвист иволги знакомый
Летит из рощи возле дома.
Уж скоро, скоро выйдет мать
Меня у берега встречать,
И всех, кого я потерял
Вернет мне мой девятый вал.
1934
ПРОЗРЕНЬЕ
Я долго жил незрячею привычкой,
Но вдруг настал необычайный час.
И, озарен какой-то яркой вспышкой
Я вижу мир как-будто в первый раз.
Мне внове все - чужое и домашнее,
Родимый дом и дальние края.
О, жизнь, о, таинство великое и страшное,
Извечная чудесность бытия!
Пред каждым существом, пред трепетным растеньем
И легким семенем стою в благоговеньи.
Народов войны, мятежи и кризисы,
Страданья свет и счастья зыбкий сон -
Все жадно пьет душа и час прозренья близится,
В событиях сквозит пророческий закон.
И Апокалипсиса грозовая тень
Ложится явственно на суетливый день.
ДВИЖЕНИЕ
Люди в ракете мчатся
С приборами на Луну.
Зондом хотят прорваться
В космоса глубину.
В технику веруя,
С формулой, с мерою
Тщетно взлетаем мы
К звездам желаемым,
Видя внешность одну.
Старец стал на колени,
Неподвижен ночь напролет,
Но это и есть движенье,
Но это и есть полет.
Только стремление
К Богообщению
И возрастание
К Духа стяжанию
Вглубь бытия ведет.
ПОКАЯНИЕ
Глаза мои, где вы были?
Где было сердце мое?
Осколок далекой были
Вонзил в меня острие.
О, если бы темной страсти
Не отдал я чистоты,
И было бы счастье, счастье,
Со мною была бы ТЫ.
Но сердце под грудой грозной
Раскаяния и стыда,
И только слезою слезной
Растопится эта беда.
А был ведь и я ребенком,
Я мальчиком ясным был,
Смеющимся, нежным, звонким,
И вот закопался в ил.
О, если бы смылись пятна
С моей поникшей души,
Вознесся б я елью статной
В душистой лесной глуши.
Лежу я под грудой грозной
Раскаянья и стыда,
Но жаркой струею слезной
Растопится эта беда.
Непонятые намеки,
Неузнанные значки!
Горите, горите, щеки
От боли и от тоски!
О, если б воздвигнуть мертвых,
Откинув крышки гробов,
И сколько б было простертых
Живых у ног мертвецов!
Вина перед ними грозно
Совесть мою тяготит,
Но Господу все возможно
Он даже меня простит.
1956-1959
***
Что нужно уметь,
Чтобы счастьем владеть,
Не сдаваясь горю и злу?
- Пить мир глазами,
Вбирать ушами,
Жизни таинству петь хвалу.
Что нужно уметь,
Чтобы счастьем владеть,
Неподвластно печали и злу?
- Чужие души
Любовно слушать,
Прозревая в них свет сквозь мглу.
Что нужно иметь,
Чтобы счастьем владеть,
Принимая судьбу свою?
Веру простую,
Надежду святую
И любви живую струю.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Спи, мой родимый малыш,
Тоненький, новенький месяц
Встал над пустынею крыш.
Город с волненьем своим.
Замер. Запели рояли
По переулкам ночным.
Души тоскуют во мгле
В скученных темных жилищах
По небывалой земле.
Тяжек невидимый плен.
Скорбного ангела крылья
Реют меж мачт и антенн.
Слышно, как в ближнем саду
Тополь, молоденький тополь
Шепчет в блаженном бреду.
Спи, мой родимый малыш.
Тоненький, новенький месяц
Встал над пустынею крыш.
1926
|
