***
Мир суетных желаний позади,
В костях уже похрустывает старость
И мне в затылок пристально глядит
Набухшая под веками усталость.
Полвека я ошибками грешил,
Теперь поджал – и мысли, и желанья,
Знаком и мне горячий свет вершин,
Постиг и я всю боль непониманья.
Без нежности и я болел в ночи,
Терял и я, не зная обретений,
И первая любовь во мне кричит,
Кричат и всех последующих тени.
***
Люблю бродить по кладбищу иллюзий:
Здесь много сердцу дорогих могил –
Любовь, Надежда, Вера... След ноги
Меня однажды посетившей музы.
Куда ведёт бессмертия аллея,! –
Надгробий восковая тишина
Почти телесна... И моя ль вина,
Что жил я ни о чём не сожалея?!
***
Зло побеждало... У Добра
Под сердцем теплилась надежда,
Что Зло в конце концов невежда,
Что надо выжить до утра,
Что вся борьба была не зря:
Нависла и над Злом усталость...
А вечным двигателем Зла
Присутствие Добра являлось.
***
Ночь медленно качалась за окном,
Мелькали силуэты отражений,
Как-будто я влеком волшебным сном,
Статичный мир впрягая в ритм движений.
Венчала полнокровная луна
Своих дерев торжественные купы,
Казалось, это глаз огромной лупы
Просматривает душу мне до дна.
***
Я кем-то, видимо, поставлен
У размышлений на краю –
Смотреть и видеть, как куют
Два молота судьбы: позора, славы.
Какая это мука – безучастность!
Когда бы кто поверить мне сумел!..
Искомое в тысячелетьях счастье –
Чудовище, взращённое в уме.
***
Весна. Бессонница. Озноб.
Температура крови скачет.
Шершавый ветер лижет лоб.
Душа опять по ком-то плачет.
Бредёт процессия грачей.
В капели – колокол насмешки.
На серебро тумана чернь
Наносит день без лишней спешки.
Ладони сложены в бокал
И ждут – вино любви прольётся...
И пляшет где-то у виска
Раскрепощённый зайчик солнца.
***
Как художник, владеющий кистью,
Свой вершит над сознанием суд,
Извлечение азбучных истин –
Не сизифов, а всё-таки труд...
Откровения держат под током
Угол зрения чувств и ума,
Зависая прочтений уроком
Над бездонным понятием – тьма...
Как над азбучной истиной вьётся
И кружит неземная тоска,
Преткновения камень толчётся
В многоопытной ступе виска.
***
Художник вольный воздух воли,
Мозоли в краски растирал,
Чтоб передать оттенки боли,
Когда в оттенках был провал.
Он свет очей на составные
Душевных радуг разлагал
И сквозь видения ночные
Провидел спектра берега.
Вздымались жаркие полотна,
Как у земли тугая грудь,
И только к ней всегда охотно
Главу клонил он – отдохнуть.
***
Я помню: бабочка порхала,
Плела живые кружева,
Плыла крутая синева
За этим дивным опахалом...
А чья-то кровь сушила, злая,
Окоченевший взмах крыла...
Ржавела острая игла,
Хребет изяществу пронзая.
***
Любовь должна быть обоюдной,
Как обоюдо-острый меч.
Любви положено быть трудной,
Чтоб оба знали, что беречь,
Чем дорожить, чем не бросаться
И что в себе похоронить,
Каких вопросов не касаться,
Чтобы не рвать живую нить...
Так, верно, было изначала –
По краю острому ходить,
Любовь любого отмечала
Такой способностью – любить,
Но не у всех хватало силы
Унять предательскую дрожь...
Таких любовь сама казнила
За нерешительность и ложь.
В любви всегда кому-то трудно.
Когда обоим – это боль,
Но в этой боли обоюдной
Порой рождается любовь.
***
Здравствуй, ночь, любезная подруга,
Как с тобой привольно до утра!
Ты сидишь на кончике пера
Сумасшедших треволнений вьюга.
Завтрашнего хлеба тёплый запах
Ноздри мне щекочет до крови
И усталость медленною лапой
Отрывает от твоей любви.
***
Рассудок вяжет осени вино.
Расслабиться – последняя возможность.
Напором чувства всё оголено.
На всём одна печать: то – непреложность.
Взрослеет нежность на круговорот
Внимания необъяснимых знаков,
С годами сердце за душу берёт
И даже пульс любви неодинаков...
Не пожилые страсти, тот же ток,
Безумства те же, лишь разнится выход.
Лицо твоё – загадочный Восток.
Вторая молодость, она – на выдох.
***
Я в колоколе сердца как язык.
Вибрируют во мне предчувствий нити.
Первопроходец у такой стези,
Живу опережением событий.
Отверсты неизбежного уста –
Глаголить болью преходящих истин,
И только воля Божьего перста
Спасает от сомнений и корысти.
Над познанного бездною скольжу,
Пульсируя по лезвию наитий;
И времени безропотно служу
Живым предощущением открытий.
***
Душа ребёнка – чистая доска.
По ней сперва родители ходили,
А после – воспитатели следили...
Непонятая взрослыми тоска,
Затасканная нормами житейства,
Мальчишку развращала в старика
И чья-то недалекая рука
Премудростям учила фарисейства.
Ребёнок рос и жгла его тоска,
Ломал с досады пахнущую ветку
И всё грозился мир привлечь к ответу
И что-то первозданное искал...
Маме
Одной рукой качая колыбель
И маслобойку двигая другою,
Ты пеленаешь нежностью тугою
Мелодию, родившую свирель.
Ты слышишь абрикосовые зори.
Как в покаянный бубен бьёт закат…
Из сотен тысяч маленьких историй
Ты ткёшь ковёр родного языка.
Все пуповиной связаны с судьбою,
Лишь ты одна – с величием небес…
В служении тебе, горжусь тобою,
В меня вложившей к жизни интерес.
I
Вновь музыка бессонного набата...
И в колоколе неба – Комитас.
Душа недоумением объята.
Бог онемел. И он – за божий глас.
Он в колоколе времени раскачан
Вниз головой
И – перевёрнут свет...
Протяжней песни пахаря и плача
Непостижимый смысл армянских бед.
Бескрайна ночь. Наточен полумесяц.
Он нам напоминает колыбель,
В которой спит зарезанный апрель,
А, может, и не спит, а только грезит...
И сводит память судорогой нот,
Что Комитасу под руку просились...
Под пытками мелодий обессилев,
С ума сходила музыка высот.
II
Скажи, кто слышал о гипертонии,
Пока колокола у нас звонили? –
Бродил и спрашивал я часто у народа...
Колокола пятнадцатого года
Надтреснувший имели перезвон:
Краснее меди кровь со всех сторон
В затылок колотилась и глушила,
Высокий свет души собой застя,
И оседала памятью в костях
И долгим стоном напрягала жилы...
***
Мелькает осень за окном вагона,
Колеблет воздух призрачную грусть
И я запоминаю наизусть
Её мотив, возвышенный до стона.
Листает глаз леса и перелески,
В бокале дня янтарное вино.
Как много лету бабьему дано! –
Рубин рябины, вкрапленный в подвески,
Струит тепло и этот мягкий свет
Напоминает мне свеченье фрески,
А перелётов птичьих арабески –
Те письмена, ключа к которым нет.
Медовый месяц миновал,
На страхи наложились страхи,
Чуть строже стал лица овал,
Мы стали разбираться в Бахе,
Предупредительность пришла,
И обострилось чувство риска,
Чтоб молча вытеплить дела
Всей обнаженностью Матисса.
Взрослела сладостная дрожь
Прикосновения друг к другу,
Мудрела медленная ложь,
Ходя по замкнутому кругу.
Был в каждом прожитом году
Бедовый месяц умолчаний
Похож на листопад в саду,
Где шепоты – без окончаний...
|
