***
Черным голосом кричала земля,
Меченосный ангел говорил поэту о чуде,
Били и бились, убивали и падали люди,
И на земле не осталось ни одного стебля.
От голода, от ветра ли закружились звезды,
Люди, звери, птицы, деревья и фонари,
И не стало ни утренней, ни вечерней зари,
Только черный, свистящий и режущий воздух.
Сердце кружилось, как гудящий волчок,
Оторвалась звезда и навстречу летела,
Острым алмазным краем мне сердце задела,
Брызнула кровь и тысячедневный исполнился срок.
От головокруженья дрожат ноги,
Я снова на пыльной, на белой дороге,
Верстовые столбы, пастухи и стада,
И к тверди прибита восточная звезда.
май 1921 г.
***
Страдать умеет терпеливо тело,
Телесной скорби веселится дух.
Ты подошел, но преклонить свой слух
К речам любовным я не захотела,
И раненая радость отлетела.
Тогда в пресветлых, преблагих глазах
Я увидала неба свод горящий,
Горящий столб на дремлющих водах,
И паруса на легких кораблях,
И тонкий воздух гор, едва дрожащий.
Ты все принес, и приняла я в дар
Твою любовь и солнечный пожар.
1917
***
Не голубиной чистотой,
Не мудростью змеиной,
Любовью покорил простой
Да песней соловьиной.
Мы радовались той весне,
Без умолку болтали,
Но никогда в тревожном сне
Друг друга не видали.
И я не помню цвета глаз,
А губы помню ясно,
Когда в вечерний клялся час
Он о любви напрасной.
Ну, а когда пришла пора
Расстаться, мы узнали:
Бывают белые утра
Острее острой стали.
1917
***
Мы из города слепого
Долго, долго ждем вестей.
Каждый день приносит снова -
Нет ни вести, ни гостей.
Может быть, наш город темный
В темном море потонул,
Спит печальный, спит огромный
И к родному дну прильнул.
Александрова колонна
Выше всех земных колонн,
И дворец, пустой и сонный,
В сонных водах отражен.
Все, как прежде. Только ныне
Птицу царскую не бьют,
Не тоскует мать о сыне,
Лихолетья не клянут.
Спят любимые безбольно,
Им не надо ждать и жить,
Говорить о них довольно -
Панихиду б отслужить.
декабрь 1917 г.
***
К молчанию привыкнуть можно,
Подругой станет тишина.
Как наши тайны осторожно
И чутко слушает она.
Ее, докучную пестунью,
Я прежде от себя гнала
И как-то летом в полнолунье
Врага за друга приняла.
Он о любви мне говорил
С таким взволнованным уменьем,
А после щедро одарил
Предательством и осужденьем.
1917
***
Полынь-звезда взошла над нашим градом,
Губительны зеленые лучи.
Из-за решетки утреннего сада
Уж никогда не вылетят грачи.
О, не для слабой, не для робкой груди
Грозовый воздух солнц в мятежей,
И голову все ниже клонят люди,
И ветер с моря горше и свежей.
Родимым будет ветер сей поэту,
И улыбнется молодая мать -
- О, милый ветер, не шуми, не сетуй,
Ты сыну моему мешаешь спать.
весна 1919 г.
***
Под знаком Стрельца, огненной медью
Расцветал единый Октябрь.
Вышел огромный корабль
И тенью покрыл столетья.
Стало игрушкой взятье Бастилии,
Рим, твои державные камни - пылью.
В жилах победителей волчья кровь.
С молоком волчицы всосали волчью любовь.
И в России моей, окровавленной, победной
или пленной,
Бьется трепетное сердце вселенной.
весна 1920 г.
***
Т. М. Персиц.
Не нужен нам покой тысячелетний,
Афинский мрамор, Дантовы слова,
На площадях, политых кровью, дети
Играют, и растет плакун-трава.
Пожрало пламя книги, боль и радость,
Веселая гроза, кружись и пой!
Из рук твоих мы пьем забвенья сладость,
Бездумный и единственный покой.
Весна. 1920.
ПОТОМКИ
Валериану Чудовскому.
И вот на смену нам, разорванным и пьяным,
От горького вина разлук и мятежей,
Придете твердо вы, чужие нашим ранам,
С непонимающей улыбкою своей.
И будут на земле расти дубы и розы,
И укрощенными зверьми уснут бунты,
И весны будут цвесть и наступать морозы
Чредой спокойною спокойной простоты.
Неумолимая душа твоя, потомок,
Осудит горькую торжественную быль,
И будет голос юн и шаг твой будет звонок
И пальцы жесткие повергнут лавры в пыль,
Эпический покой расстелет над вселенной,
Забвения верней, громадные крыла.
Эпический поэт о нашей доле пленной
Расскажет, что она была слепа и ала.
Но, может быть, один на этой стаи славной
Вдруг задрожит слегка, услышав слово кровь,
И вспомнит, что навек связал язык державный
С великой кровию великую любовь.
ноябрь 1920 г.
***
“Человек человеку — бревно”
А. Ремизов
Крепче гор между людьми стена,
Непоправима, как смерть, разлука.
Бейся головою и в предельной муке
Руки ломай — не станет тоньше стена.
Не докричать, не докричать до человека,
Даже если рот — Везувий, а слова — лава, камни и кровь.
Проклинай, плачь, славословь!
Любовь не долетит до человека.
За стеною широкая терпкая солёная степь,
Где ни дождя, ни ветра, ни птицы, ни зверя.
Отмеренной бесслёзной солью падала каждая потеря
И сердце живое моё разъедала, как солончак — черноземную степь.
Только над степью семисвечником пылают Стожары,
Семью струнами протянут с неба до земли их текучий огонь.
Звон тугой, стон глухой, только сухою рукою тронь
Лиры моей семизвёздной Стожары.
1920
***
"Звезды падут, люди падут,
Все вострепещет пред ним,
Люди к любимым пути не найдут,
К мертвым и к бедным живым.
Наземь падите, кайтесь, моля,
И не скрывайте лица".
Жалобе черная внемлет земля.
Улица. Песня слепца.
Голос его, как звенящий бич,
Помню слова наизусть.
Катится по миру острый клич.
Плачь, покаянная Русь.
1917
|