НА СЕЛЬСКОМ КЛАДБИЩЕ
На сельском кладбище особый,
Ненарушаемый покой.
Хотя лежат здесь не особы –
Покойник не ахти какой:
Мужичья кость, простые люди,
Чьим потом залиты поля,
На ком держалась, да и будет
Держаться русская земля.
Потомственные хлеборобы,
Народ воистину земной…
Над ними в январях – сугробы,
В июлях - клеверный прибой,
Да неба чистого громада,
Повсюду хлебные моря…
А что еще по смерти надо,
Что надо, честно говоря?
ЗАКОЛОЧЕННЫЙ ДОМ
Заколоченный дом. Заглянул я в окно.
Отразился хозяин, что умер давно.
Но расслышал я вдруг из-за мертвых дверей
Разговор, не оставшихся здесь сыновей.
Старший сын говорил: «Жалко мать и отца».
Средний вторил ему: «Разговор без конца».
Младший пьяно хрипел: «Мы предали семью.
Прекратите базарить: обоих убью!»
Стукнул в дверь я тогда, но ни звука в ответ.
В рот набрали воды, будто в доме их нет!
Постоял, покурил, сунул спички в карман.
И ушел, сделав вид, что поверил в обман.
НАВАЖДЕНИЕ
Мрак пронижется звездною дробью
И луну искривит зевота.
И привидится: по неудобью
Лошадь тащится: пашет кто-то.
А за ним-и второй, и третий,
И еще, и еще, о Боже!
Где я? Уж, не на том ли свете?
И мурашки бегут по коже!
Затаились ночные птахи,
Затаился туман в распадке.
- Кто вы? - крикну в тоске и страхе,
Холодея в своей догадке.
И откликнется кто-то незримый,
На знакомом наречье нашем.
Уловлю: Это мы, родимый,
Вам, живым, помогаем, пашем…
Наважденье смахну рукою,
Будто влагу с лица иль иней.
И запросит душа покоя,
Да не будет его отныне.
***
Я шёл полями, и во мне
Увиденное рвало душу.
Казалось, это всё во сне:
Сейчас проснусь и всё порушу!
Про плуг забывшая земля
В сплошной крапиве и полыни,
О доле лучшей не моля,
Лежала в мороси и стыни.
Как воплощение беды
В капкан попавшего народа,
Её позорные следы
Всё безутешней год от года.
Среди остатков деревень
Тащился я в глухие дали,
И вслед за мной влачилась тень
Моей тоски, моей печали.
Я б задохнулся от тоски,
Меня сковавшей до предела,
Но севов прошлых колоски
Мне попадались то и дело.
И сердце верило всерьёз,
Что край родимый возродится,
Что после ливней, бурь и гроз
Хлеб на полях заколосится!
СТАРАЯ ТЁТКА ЗВОНИТ МНЕ В ТРЕВОГЕ
Старая тетка звонит мне в тревоге:
- Видела сон о тебе нехороший,
Будто сидишь ты на нашем пороге,
Наполовину засыпан порошей.
Сон не к добру, прямо вся истомилась,
Места себе долго не находила.
Может, несчастье и вправду случилось,
Не обижайся, что в ночь позвонила.
Да, погоди задавать мне вопросы,
Дай набрехаться, ты после полаешь.
Что же, племянник, не кажешь к нам носа,
Иль за родню признавать не желаешь?
Да не болеешь ли? Как на работе?
Ну, слава Богу! - И тетка смеется:
- Коли не едешь по воле-охоте,
Все ж хоронить меня ехать придется.
Скоро умру и звонить перестану.
Вспомнит не раз еще голубь голубку -
Тетка темнит, напускает туману,
Горько вздыхает и кашляет в трубку.
Тетке здоровья б такого и дальше.
Всех нас, племянников, перехоронит.
Но за словами простительной фальши
Слышу, душа тетки плачет и стонет.
От одиночества и всепрощенья,
Злости на долю и глушь,
От безболезненного ожиренья
Наших беспамятных душ.
МУЗЫКА
Ни француз, ни германец, ни янки
Не расслышит в «Прощанье славянки»
То, что слышимо еле и глухо
И отнюдь не для чуждого слуха.
Не расслышит и не содрогнётся,
Не заплачет и не отзовётся:
Недоступное для иноверца
Разрывает нам каждому сердце!
Лишь омытое собственной кровью
Называется нами любовью…
Мы не хуже других и не краше,
Только долго прощание наше.
Потому и по коже мороз:
Солоны океаны от слёз!
Так прощай и забудь, что мы были,
Что так страстно и верно любили,
Что, готовясь к смертельному бою,
Брали музыку вместе с собою…
***
Над спящим усталым селеньем
Глухая стоит тишина
Каким-то тревожным свеченьем
Исходит на небе луна.
Залает собака, спросонок
Подавится криком петух.
Все слышу: так чуток и тонок
До боли напрягшийся слух.
И мучаюсь все, не избуду
Упрека, что снова не в мочь,
Живущему праведно люду,
Хоть в малости самой помочь,
Чтоб всем им мечталось, как прежде,
Чтоб ждались весенние дни,
Чтоб в правде, любви и надежде
Опять утвердились они…
МАРЬЮШКА
В деревне, вымершей на треть,
Когда лист желтый землю кроет.
Сладка надежда умереть,
Но мучит мысль: а кто зароет?
«Старик Маркел на том конце,
Что на отшибе, под сосною,
Зимою умер на крыльце.
Нашли же, бедного, весною!
Под снегом зиму пролежал
Считали все, уехал к внуку.
А ведь ему сам Жуков жал
За доблесть воинскую руку.
Ты сочини о том стишок,
Как схоронили на погосте
Всего-то, Господи, мешок,
А в нем-обглоданные кости».
Старуха Марьюшка в окно
Глядит, как узник, обреченно.
«Ей-ей, уехала б давно,
Да с сыновьями жить учена.
Уж лучше здесь…» И видит Бог,
Глаза не застит ей обида.
И пса, что чешется у ног,
Она пинает лишь для вида.
Как и явление слезы-
Искать не надо, что за нею.
А что до пса, кота, козы-
Нет для нее существ роднее!
Старуха Марьюшка, жива ль?
Не знаю, ничего не знаю…
Метет за окнами февраль,
А я ее все вспоминаю.
Как с ней, пугая воронье,
Ходили в луг и травы рвали.
Как на погосте для нее
Живой, местечко выбирали…
КАК БУДТО ВЫМЕРЛА ДЕРЕВНЯ
Как будто вымерла деревня.
Куда ни глянешь - ни души.
Тоску, томящую издревле,
Ни клясть, ни славить не спеши.
Отметь ее в тенях и кронах
Лозин, поникших у воды,
В кустах татарника зеленых,
И поседевшей лебеды.
И в сонных заводях протоки,
Где щуки щучат окуней.
Она - во всем, и эти строки
Я тоже посвящаю ей.
На ветер брошенное слово?
К чему и впрямь они, слова?
Ведь ранят больше память крова
Немые камни, дерева.
Следы немыслимой порухи,
Уже заросшие травой.
Неотводимый взгляд старухи,
Еще живой, пока живой.
Не все прощается на свете!
Да можно ли без слез взирать,
Как матерей предали дети,
Оставив в селах умирать!
НЕ ПОКОРЯСЬ ЗЕМНОЙ ЮДОЛИ
Не покорясь земной юдоли,
Одна, как перст, который год
В пустой деревне в чистом поле
Старуха Ртищева живет.
Забыта, брошенная всеми,
Кругом ликует воронье,
Что, кажется, земное время
Остановилось для нее.
В дугу согнулась, вся седая,
В лицо как-будто въелась пыль.
Идет навстречу, припадая
И опираясь на костыль.
Ей говорят: «Съезжай». Она же
Твердит упрямо: «Погожу.
Не к спеху мне, я здесь за стража,
Погост наш сельский сторожу.
Нет у меня родни на свете.
Жизнь пролетела, словно миг.
На кладбище и муж, и дети.
Все там, куда же мне от них?»
ТО ЛИ ЭТО НЕГОДУЮТ
То ли это негодуют
Дали тусклые,
То ли это ветры дуют,
Ветры русские?
Ветры горестных судеб,
Ветры Родины,
Где так сладок черный хлеб,
Сок смородинный.
Где поник, полег простор
Во все стороны
И ломают о бугор
Крылья вороны,
Где я верую, увы,
В правду голую:
Сдует шапку с головы -
Сдует голову!
А ветрам, им что грибы,
Хоть и тыщами,
Выворачивать дубы
С корневищами!
Волю грозную вершить
С косогора,
Что ни попадя крушить,
Без разбора.
То ли дали негодуют,
Дали тусклые,
То они, то ветры дуют,
Ветры русские!
РОДНИКАМИ - СЛЕЗАМИ ВЫТЕЧИ
Родниками - слезами вытечи,
Хоть охрипни в мольбе, смолчу…
Умирает деревня Сытичи.
Ставь, Россия, по ней свечу!
Ставь еще по одной, оставленной
На забвение и разор.
Край родимый, судьбой раздавленный,
Будет вечно тебе в укор!
На исходе крутого века,
Как обугленные бедой,
Помолчим с тобой, русский грека,
У колодца с живой водой.
Посидим да покурим малость.
Мир окрестный совсем оглох.
Нам такая судьба досталась
Потому, что нас любит Бог.
Шепчет осень Его устами…
Дали, долы, ручей, мостки.
Неспроста же Он нам оставил
Эту муку святой тоски.
Чтобы мучить нас снова и снова,
Где б мы ни были в морось и сушь.
Мы остались с тобой без крова.
Наши дети остались без душ.
***
Залегла деревенька у брода,
В глухомани, вдали от дорог.
Нету русскому духу извода!
Как не верить такому я мог?
Вот они, два мальца и девчонка,
Гонят стадо под сенью лозин.
Как кричат они дружно и звонко
Под замахи своих хворостин!
Загорели их руки и лица
На ветрах и под солнышком всласть.
Не твои это дети, столица,
От которых давно отреклась.
Не твои! Это дети народа!
Ими будет Россия горда,
Та, которой не будет извода
Веки вечные, никогда!
Так живи, деревенька у брода,
В глухомани, вдали от дорог,
Будто в сердце родного народа.
Да храни тебя время и Бог!
РОДНОЕ
Притулились домишки к оврагу,
как к родному прижались плечу.
Это чувствовать надо, варягу
Объяснять ничего не хочу.
Здесь мне дорого все до былинки,
До мерцаний в студеной реке.
До сползающей тихо слезинки
У старухи на жесткой щеке.
Дым отечества…слышу нередко.
Почему не срываюсь на крик?
Даже дров не имеет соседка,
Чтобы дым этот самый возник!
Вот и бесится ветер у кручи,
Белой крупкой сечет по лицу.
Будто перед бедой неминучей,
Приближающей нас всех к концу.
И напрасно так небо сурово,
И так тяжко навис окоем.
Ведь душа отлетать не готова,
Все стоит и стоит на своем.
Оттого - то домишки к оврагу
Притулились, как будто к плечу.
Тут слова ни к чему и варягу
Объяснять ничего не хочу.
Кто в округе мне той не родня?
У кого не сидел на крестинах?
Узнавать перестали меня
В драгоценных моих палестинах.
Слишком редки наезды туда.
Всякий раз слишком долгие сборы.
Отлетают, как листья, года,
Истлевают дома и заборы.
Солнце в небе, заходит гроза,
Дали давятся гулом и эхом,
Равнодушны прохожих глаза,
Наплевать им на тех, кто уехал.
Я, неузнанный, скорбно плетусь
На погост, где родни моей кости.
Не чужой, но забытый-и пусть!
Все равно еду к прошлому в гости!
Не имею другой я родни.
Ею жив-неизбывной, большою.
Лишь сюда в окаянные дни
Приезжаю оттаять душою.
ИСТОКИ
Немудрые науки - запрягать,
Косить, пахать, и прочие уменья,
С которыми в войну справлялась мать,
Мы, сыновья, забыли без стесненья.
И это нас устроило вполне.
Под коммунальным капитальным кровом
От страдных дел крестьянских в стороне
Мы в городах сроднились с бытом новым.
Уж кажется, что и родились тут,
Здесь наши изначальные истоки…
К нам письма материнские идут,
Как будто из страны чужой, далекой…
***
В заброшенном краю лесного захолустья –
Всего лишь три семьи на бывшее село –
Живет немой старик со взглядом тихой грусти,
Лучащейся из глаз открыто и светло.
Благословенный край: рыбалка и охота,
И ягод, и грибов, и в омутах – сомы!
А вот его, увы, гнетет одна забота,
Он полон ею весь с весны и до зимы.
Свихнувшийся старик впал в блажь (бывает хуже),
С болЬного что за спрос, все ведают про то.
Он делает кирпич, что никому не нужен,
Поскольку здесь давно не строится никто.
Весь в глине и песке, в видавшей виды робе,
Щербатый щерит рот, приветственно мыча,
Ах, как доволен он, как рад моей особе,
А я - то здесь совсем не ради кирпича.
Он хвалит свой товар, такой азарт в немтыре,
Хотя его кирпич не годен в дело сплошь!
Но кто по существу безумен в этом мире,
По правде говоря, совсем не разберешь…
***
Остывает земля под Задонском и Ливнами,
там, где ночью прошелся мороз.
Пусть усеяно все листопадными гривнами
Облетевших осин и берез.
- Ничего, - говорю, сам себя утешая.
Минет срок, возвратится тепло.
Все вернется. Потеря совсем небольшая,
Чтоб глядеть так угрюмо и зло.
Потерпи! Но душа истязается мраком.
Жжет и мучит неведомый срам.
Будто отдано все воронью и собакам,
Пустоте, сквознякам, холодам.
Будто нет и не будет иного исхода -
За разором начнется погром.
Умирает всегда поначалу природа.
Мы, как водится, следом, потом…
Стихи с
https://pearative.ru/iskusstvo/stixi-o-maloj-rodine-o-derevne/
|
