О СМЕРТИ
Конечно, я когда-нибудь умру.
Неотвратимо, навсегда и сразу
Погаснет, словно спичка на ветру,
Почти вместивший мирозданье
разум.
И в тот же миг исчезнут навсегда
В холодной яме черного провала
И горы, и моря, и города —
Все, что при жизни мне принадлежало.
Но перед неизбежностью потерь
Я эти облака и эту землю
Как Счастье и как Музыку приемлю,
И нет во мне отчаянья, поверь.
Есть Жизнь. Есть Смерть.
Я благодарен им.
За то, что жил,
любил и был любим.
ВЕПРЬ
Вот гобелен с изображением вепря, ?
Стоит в густом подлеске рыжий вепрь.
Он выглядит, как видите, свирепо,
Поскольку и по жизни был свиреп.
На нас он смотрит грозно и спесиво,
Собачьей злобной сворой окружен...
Как точно этот монстр изображен!
Сколь мощные клыки торчат из рыла!
Булонский лес насквозь пронизан светом,
И каждый лист оправлен в серебро...
А вот ? король, с усами и с мушкетом,
И в шляпе с пышным, вьющимся пером.
А мне судьба дает какую роль?
Художник я, кабан или король?
СТАРЫЙ КОНЬ
Ты неприлично, дьявольски красива.
Природа, создавая облик твой,
Сто женщин обделив, несправедливо
Всю прелесть их дала тебе одной.
И, сделавшись владелицей богатства,
Ты стала, видит Бог, не без причин
Объектом сексуальных домогательств,
Должно быть, сотни молодых мужчин.
Но, щедро одаренная от Бога,
И ночью звездной, и в сияньи дня
Любимая и многими, и много,
Всем молодым ты предпочла меня.
В твоих объятиях, до утренней звезды,
Я, видимо, не порчу борозды.
ЖИРАФА
Я в бинокль разглядел: да, вот оно
Объедает с деревьев цветы ?
Фантастическое животное
Изумительной красоты.
Миллионы лет эволюции,
Совершенства причиной став,
Сотворили почти революцию ?
В небо вытянув шеи жираф.
Вот оно, это Чудо. Пасется!
Я увидел сам наяву
Мельтешение пятен солнца
Сквозь оранжевую листву.
Сплошь расписанные узорами,
Выше крон магнолий торчат
Со своими жгучими взорами ?
Примадонны озера Чад.
Ничего нет в саванне лучшего
Этих кротких, прелестных лиц:
Как печально глаза задумчивы,
Сколь черны веера ресниц!
В жарком мареве Калахари,
По зеленым волнам лесов
Проплывают жирафы парами,
Словно яхты без парусов.
Раскаленный воздух струится
Над рекою и от реки...
Смотрят вслед, из зарослей, львицы,
Злобно скалящие клыки.
Бегемоты в болотцах плещутся,
Бабуины орут в листве...
Гордо шествует манекенщица
В Доме Моды ? у нас в Москве.
Чуть покачивает боками
Существо запредельных сфер,
И горят глаза телекамер,
Как глаза голодных пантер.
Ах, какое красивое платье!
Это просто сон наяву:
Мельтешение солнечных пятен,
Сквозь оранжевую листву.
Ткань, как марево, вся струится...
Звонко цокают каблуки...
Первый ряд занимают львицы,
Как бы спрятавшие клыки.
Золотой диадемой увенчана,
Царственной и элегантной представ,
Дефилирует юная женщина,
Длинноногая, как жираф.
Сам себе я шепчу: да, вот оно
Воплощенье моей мечты ?
Восхитительное животное
Фантастической красоты!
ТАЙНАЯ РАСПЛАТА
Ещё пещерный обитатель мог,
Как кавалер галантный и неробкий,
Придя с охоты, вырезки кусок
Преподнести какой-нибудь красотке.
Презент приняв и покраснев слегка,
Любая первобытная девица
Прекрасно понимала, чем и как
Ей надлежит с мужчиной расплатиться.
И платит, платит до сих пор она!
И так она щедра и так богата,
Что слаще меда и пьяней вина
Ночная эта, тайная расплата.
Но пусть бы ты богаче Креза стала,
Мне всё равно всё мало, мало, мало!
ПОДРАЖАНИЕ
Сколь благородны древние поэты,
И как охотно я признать готов,
Что о любимой женщине сонеты
Пишу в манере старых мастеров.
Им подражаю я, изображая
Ту, что милее всех земных мадонн,
Но и любовь, по сути, подражание ?
Бесчисленным Влюбленным Всех Времен.
По кругу солнце ходит изначально.
Цикличен вечный бег валов морских.
Сама природа не оригинальна,
И не оригинален этот стих.
И лишь объятья женщины одной
Меня всегда пленяют новизной.
ШАЛОСТЬ
Тот день в анналах был не обозначен...
В одном из бедных городских дворов
В тени платана пятилетний мальчик
Лепил из мокрой глины воробьев.
Затем он их сушил на солнцепёке,
Под шум листвы и гомон птиц... И он,
Тот белокурый мальчик синеокий,
Был солнечным сияньем окружён.
Двенадцать птиц слепил он – отчего-то,
Придав фигуркам ярко-рыжий цвет...
А месяц был Ниссан, а день – суббота,
И, значит, был на всякий труд запрет.
Отец с улыбкой пожурил ребёнка,
А тот в ответ заулыбался сам...
И вдруг, смеясь, в ладошки хлопнул звонко
И закричал: – Летите! – воробьям?
Защебетав! – Взлетела птичек россыпь!
И с изумленьем им глядели вслед
Мать и отец – Мария и Иосиф...
А город назывался Назарет.
АРОМАТ ХРИЗАНТЕМЫ
О женщинах злословить некрасиво,
Но я считал до нынешней поры,
Что женщины в России – агрессивны,
Напористы, настырны и хитры.
А на Таити, где в лагунах лодки
Скользят в сияньи золотой луны,
Все женщины – доверчивы и кротки,
Застенчивы и женственно-милы.
Так думал я, пока тебя не встретил
Среди бетонных городских громад.
Ты – капелька росы при лунном свете,
Ты – хризантемы тонкий аромат.
О, как прекрасна ты и как нежна,
Моя...
Чужая...
Тайная
Жена.
ПРОФИЛЬ МАКСИМИЛИАНА ВОЛОШИНА
Возник из синей бездны Карадаг
И, громоздясь причудливо и странно,
Запечатлел, как некий тайный знак,
Над морем профиль Максимилиана.
Но пролетели сотни тысяч лет,
Пока издалека, в своей хламиде
К подножию Горы пришел Поэт,
И грандиозный профиль свой увидел.
И дом себе построил у Горы ?
Вне революций, войн, смертей и горя.
С ним говорили звездные миры.
Ему сияло многоцветье моря.
О, Господи! Позволь и мне найти,
Свое лицо ? в моем земном пути.
ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ
В моем стихе красавица возникла,
Которая похитила Быка!
Она лупила пятками в бока,
Схватив рога, как руль у мотоцикла.
Вздымая брызг прохладных облака,
Бык плыл по морю, словно белый катер,
Прокладывая солнечный фарватер
За горизонт, сквозь мифы и века.
Но краем глаза, в нежном изумленьи,
Под платьицем, что вымокло насквозь,
Он видел эти груди и колени,
Красиво разошедшиеся врозь.
Вот это я и есть тот самый Бык.
Я даже и к рогам уже привык!
ГРЕХ
Над кущами божественного Рая
Вселенная сияла в вышине,
И, мириады звезд обозревая,
Господь с улыбкой вспомнил обо мне.
Однако, вместо долларов и марок,
И жемчуга тропических морей,
Всевышний мне тебя послал в подарок,
В неизреченной щедрости своей.
Конечно, ты прекрасней и дороже,
Чем жемчуг, и янтарь, и бирюза.
Но всё же странно, что подарок Божий
Имеет столь греховные глаза.
Твой грешный облик восхищает всех.
Но это значит, что прекрасен грех.
ОЦЕНКА МАСТЕРСТВА
Порочных, низких устремлений ради
Я, как сатир, как фавн, как светский лев,
К тебе подкрался вдруг и обнял сзади,
Межвозрастной барьер преодолев.
И, как ни странно, в том казенном доме
Ко мне спиной прильнула ты... А я,
Наполнив нежной тяжестью ладони,
Зажмурился от счастья бытия.
С тех пор, моя любовь, мое мученье,
В сонетах я шлифую мастерство
Для всех своих друзей, за исключением
Супруга молодого твоего.
Ведь для него Поэзия мертва.
Боюсь, он не оценит мастерства.
НЕКРАСИВАЯ
Ты некрасива? Не верь этой ереси.
В глаза посмотри мне и улыбнись.
Больше в твоей улыбке прелести,
Чем у прелестнейших из актрис!
Едва твои губы улыбка тронет,
Зубки сами смеются уже,
Словно жемчужины Британской Короны
В сияющем солнечном мираже!
Видела, как соловьиным летом
Солнце встает над прохладой рощ?
В зеленых глазах твоих больше света,
Чем в роще, просвеченной солнцем насквозь!
Слышишь, как скрипки поют торжественно?
В любовной, древней, как мир, игре,
Ты милее, порочнее, женственнее,
Чем тайная грешница в монастыре!
Глаза в поцелуе прикроешь только –
Губами уже отпустить боюсь
Губ твоих мандаринные дольки,
Их аромат, и свежесть, и вкус.
Прекрасна песня дождя непрестанного...
Деревья красивы... И небо... И ты.
И счастье само – это лишь понимание
В глаза не бросающейся красоты.
ЖИВОПИСЬ
Ван Дейк и Гойя, Грез и Тинторетто...
В парадных залах памяти моей,
Как во дворцах французских королей,
Размещены коллекции портретов.
Зал девичьих, наивных, чистых лиц...
А вот портреты тех, кому за тридцать...
О, как сияют на полотнах лица
Учительниц Любви ? и учениц!
Сколь тонок переход из тени в свет,
Как серебристы, как прозрачны тени!
Смотри: я встал, как инок, на колени,
Рассматривая жадно твой портрет.
Как «Маха» Гойи солнечно-нежна,
Ты обнаженной изображена.
ХАМЕЛЕОН
Когда меняет угол освещенье,
Седой Хамелеон меняет цвет.
И бухта Коктебеля сотни лет
Рассматривает эти превращенья.
А я смотрю с улыбкой, вновь и вновь,
Как, смешивая краски вдохновенно,
То он светлее, чем моя любовь,
То он чернее, чем твоя измена.
А впрочем, я и сам ? хамелеон.
Или подобен этой древней твари:
То благороден, честен и умен,
То лжив, эгоистичен и коварен.
Однако, я меняю облик свой
Лишь для того, чтоб ты была со мной.
ПЕРСТЕНЬ ИМПЕРАТРИЦЫ
Станция «Войковская»... Завод им. Войкова...
Страна уже и подзабыла слегка
Героического, пламенного и стойкого
Верного ленинца-большевика.
В шлеме своем со звездою алою
Он был – альбатрос революционных бурь!
Это он – семью Николая Кровавого
Доставил, в «Столыпине», в Екатеринбург.
А дальше – во фрак его жизнь оделась,
Судьба в дипломаты его вознесла.
... А застрелил его бывший белогвардеец,
В двадцать седьмом, в Варшаве, на приеме у посла.
В высоком зале с хрустальными люстрами,
Во всем буржуазном блеске и нищете,
Пили «Аи» и кушали устрицы
Мужчины – в смокингах, дамы – декольте.
И там к Полпреду Советской Республики
Подошел лощеный штабс-капитан
И на глазах у онемевшей публики
Поднял вороненый, офицерский наган.
И – Войкову в лицо выстрелил убийца!
И произнес слова, звенящие до сих пор:
– Снимите с него Перстень Императрицы.
Этот человек – детоубийца и мародер.
|
