АЛЬБА
Весь квартал проветрен и простужен,
Мокрый город бредит о заре,
Уронив в лазоревые лужи
Золотые цепи фонарей.
Ни звезды, ни облака, ни звука,
Из-за крыш, похожих на стога,
Вознеслись тоскующие руки –
Колокольни молят о богах.
Я встречаю древними стихами
Солнца ослепительный восход –
Утро с боевыми петухами
Медленно проходит у ворот.
ЗАКЛЯТИЕ ВЕТРА
Свет ли лунный навеял грезы,
Сон ли горький тяжел, как дым —
Плачет небо, роняя звезды
В спящий город, его сады.
Ночь застыла на черных лужах,
Тьма нависла на лунный гвоздь —
Ветер скован осенней стужей,
Ветер, ветер — желанный гость!
Бросься, ветер, в глаза каналам,
Сдуй повсюду седую пыль,
Хилым кленам, что в ночь стонали,
Новой сказкой пригрезив быль.
Сморщи, ветер, литые волны,
Взвей полночи больную сонь,
Пасти комнат собой наполни —
Дай несчастным весенний сон.
Серым людям, не ждущим счастья,
Бедным теням, забывшим смех —
Хохот бури, восторг ненастья,
Души слабых — одень в доспех.
Ветер, ветер, ночная птица!
Бей в литавры снесенных крыш —
Дай нам крылья, чтоб вдаль стремиться,
В брызги —громы взрывая тишь!
NOTTURNO 1
У луны фарфоровые плечи
Под цветущим огненным зонтом,
И звезда, покинувшая вече,
К ним приникла посиневшим ртом.
Как блуждают матовые руки
По шелкам туманных кимоно!
У луны неведомою мукой
Тело золоченое полно.
О Луна! Луна — неосторожна.
В тихой страсти мертвенно — бела,
Вся дрожит серебряною дрожью,
Все поют ее колокола.
ВОР
Вечер входит в сырые дворы,
Разодетый пестрей петуха,
Но не в тучи закатной поры —
В серебристо — цветные меха.
Он приходит в темнеющий сад,
Попросить у поникших ветвей:
— Дай мне золота, ты, Листопад,
На мониста подруге моей.
Только с ношей ему не уйти,
Перерезав дорогу ему,
Я стою у него на пути,
Все сокровища я отниму.
И монеты из желтой листвы,
И роскошную шубу из туч —
Угрожающим светом блестит
Из-за пояса вырванный луч.
***
Так не крадутся воры —
Звонкий ступает конь —
Это расправил город
Каменную ладонь.
Двинул гранитной грудью
И отошел ко сну...
Талая ночь. Безлюдье.
В городе ждут весну.
— Хочешь, уйдем, знакомясь,
В тысячу разных мест,
Белые копья звонниц
Сломим о край небес.
Нам ли копить тревоги,
Жить и не жить, дрожа —
— Встанем среди дороги,
Сжав черенок ножа!..
***
Вечерами в застывших улицах
От наскучивших мыслей вдали.
Я люблю, как навстречу щурятся
Близорукие фонари.
По деревьям садов заснеженных,
По сугробам сырых дворов
Бродят тени, такие нежные,
Так похожие на воров.
Я уйду в переулки синие,
Чтобы вечер приник к виску,
В синий вечер, на крыши синие
Я заброшу свою тоску.
Если умерло все бескрайнее
На обломках забытых слов,
Право, лучше звонки трамвайные
Измельчавших колоколов.
***
Ковшом Медведицы отчерпнут,
Скатился с неба лунный серп.
Как ярок серп луны ущербной
И как велик ее ущерб!
На медных досках тротуаров
Шурша, разлегся лунный шелк,
Пятнист от лунного отвара,
От лихорадки лунной желт.
Мой шаг, тяжелый, как раздумье
Безглазых лбов, безлобых лиц,
На площадях давил глазунью
Из луж и ламповых яиц.
— Лети, Луна! Плети свой кокон,
Седая вечность — шелкопряд —
Пока темны колодцы окон,
О нас нигде не говорят.
ГОЛОС В ТЕМНОТЕ
Ночь вошла в окошко синяя,
Видны луны фонарей,
Тени сказочные, длинные,
Тихо вышли из дверей.
Если ночь тебя не успокоит,
Навевая тающий обман,
Если ты глухой сражен тоскою,
Если льется кровь из свежих ран...
Знай, что там, вдалеке,
На хрустальной реке
Дни и ночи мой город стоит
Белой дымкой повит,
Он на землю струит
Голубые каскады огней.
***
Рике Аронзон
Я молчаливо зябну на мосту,
Целуя золотистые ладони...
Роняет клен чеканную звезду —
Деревья губит медь осенних броней.
Какие клады ветру разметать!
(В них твой резец, как шпага, Бенвенуто)
Их даже дворник, выйдя подметать,
Своей метлой обходит почему-то.
Холодный лист, похожий на звезду
И говорящий цветом о лимоне,—
В твоих руках:
Я зябну на мосту,
Целуя золотистые ладони.
ВОЗРОЖДЕНИЕ
М. Петрову
Как кожа милой под вуалью,
Нежна закатная река,
И мерно — розовые дали
В змеиных гаснут облаках.
Тревожно звонкие каналы
Хранят томительные сны,
Мечты под стать зарницам алым
И бред классической весны.
Я выйду в улицы кривые,
Когда погаснут фонари,
И лентой брошу мостовые
На тело утренней зари.
Из расцветающих мечтаний
Букет для гибнущих певуч,
А вместо темных причитаний —
О камень бьется лунный луч.
Пока над мертвой вьются тени,
И звезды падают, звеня,
Я жду: родится чудный феникс
В огне сверкающего дня.
***
Облаков золотая орда
Ждет пришествия новой зари.
В предрассветных моих городах
Золотые горят фонари.
Далеко, далеко до утра,
И не знать опьяневшим от сна,
Что сегодня на синих ветрах
По садам пролетела весна.
Лунный город фарфоровым стал,
Белоснежным подобием глин,
Не китаец в лазурь расписал
Сероватый его каолин.
Нет, китаец, привычный к вину,
Распечатал его для людей
И лимоном нарезал луну
На тарелки ночных площадей.
Но не знать опьяневшим от сна
Чудодейства напитков иных,
И напрасно им дарит весна
Бесполезно — красивые дни.
НОЧЬ ЛИСТОПАДА
И будет ночь черней вороны,
Луна издаст тоскливый стон,
Как медный щит центуриона,
Когда в него ударит слон.
До утра не заперты ограды
(Все равно их ветром разобьет) —
Напустили в город Листопады
Золотую тучу воробьев:
И летят сверкающие листья,
Под ногами — звездные лучи —
Пляшет ночь, и пляс ее неистов
От земли небес не отличить.
Там не месяц маленьким уродом
Выпрыгнул?из тьмы своих берлог,
А, склонив светящуюся морду,
Полз к земле шафранный носорог.
РУНИЧЕСКАЯ БАЛЛАДА
Есть тайный храм, где каждый — званый,
Кругом медвежий край — леса,
А в храме том поют «Осанну»
И плачут чьи -то голоса.
Весь мир на тысяче наречий
Тот храм по-разному зовет,
Но ясен взор и прямы плечи,
У всех, кто крест его берет.
Чей Бог — един, и Он есть Слово —
Гонимый более, других,
Он жить не станет в храмах новых,
Ему смешон убогий стих
Корявых песен новых хамов,
Их мысли грязны, как скопцы...
Но есть рунические храмы,
Есть Бог и есть Его жрецы.
Он есть. Огни его не ярки.
Не всем видны, но есть еще,
И циклопические арки
Повиты хмелем и плющом.
ЦАРЬ-ХОХОТ
Ночь — веселью не помеха,
За окном метель хохочет:
— Станем рыцарями смеха,
Собирайтесь все, кто хочет!
В парусах металось эхо:
Возносите в небо мачты!
Тонут сны в сугробах смеха,
Смех приюту новобрачных!
У любви — постельной крохи —
Тьма свела истомой крылья,
А во тьме кривится хохот
В большеротом косорыльи.
За окном метель хохочет
(Ночь веселью не помеха)
— Собирайтесь все, кто хочет,
Станем рыцарями Смеха!
***
Мне никто на песню не ответит —
Спят друзья тяжелым, жутким сном,
А над миром реет звездный ветер
И деревья стонут под окном.
Да и сам едва смотрю сквозь дрему —
Одолела дьявольская ночь...
Одичал, не выманить из дома,
И перо держать совсем невмочь.
***
Снова осень одела сады
В драгоценный тяжелый наряд,
И, как вестники близкой беды,
Утомленные листья летят.
И томит непонятная грусть
Оттого ли, что ты холодна,
Оттого ль, что за гранями туч
Золотая полоска видна.
Вечер крылья свои распростер,
Вечер лаской коснулся ресниц,
Чтоб не видел тоскующий взор
На закат улетающих птиц.
Но туманом окутанный лес
Бредит призраком новой весны,
И хрустальную чашу небес
Переполнили синие сны.
***
Бьют часы —
Часы и половины —
Вечный плач разящих мимо стрел.
День прошел тяжелым исполином,
Желтый пепел вечера сгорел.
Дырами небесных подворотен
Лысые поднялись купола,
И трамвай на дальнем повороте
Прозвенел, как старая пила:
— Бьют часы!
Полет луны шафранной,
Одиноким, сдерживать не нам!
В шкуре лунной — шкуре барабанной —
Не остаться нашим письменам.
За окном, закованным в железо,
Где замок тугой, как самострел,
Бродит страх, безрадостный, как бездна,
Вечный страх разящих мимо стрел.
ДРУЗЬЯМ
Когда умирает писатель,
То в небе его фолианты
Несут (трепещи, мой приятель!)
На суд знаменитого Данте.
Он — главный поверенный бога
В судьбе литераторов наших —
Сидит на небесном пороге
И списками грешников машет.
Про все наперед уже зная,
(Ответчики здесь для проформы),
Апостольский суд соблюдает
Латинскую милую форму.
— А что говорят нам законы?
Виновный да будет наказан!
И в ад, невзирая на стоны,
Повержен всевышним приказом,
Который теперь переделан,
Согласно мечте Алигьери —
Карая и душу, и тело,
Попробуй в чертей не поверить!
Рогатый в почете и силе
С усмешкой, не чуждой печали,
Погрешности формы и стиля
Пониже спины отмечает.
Окончив прелюдию, мигом
Поджарит на собственном сале
Без дров, но (не смейтесь!) на книгах,
Которые вы написали.
А после достойной расправы
Жаркое поставит в потемки,
Блистательных предков забавить,
На страх неразумным потомкам.
ЭПИТАФИИ
Прохожий! Иди и возвести:
1
На все, что может статься там
Плюет покойный Мандельштам.
2
Я, Шварц, художник и философ,
Лежу (увы!) с натертым носом,
Затем, что тайна мирозданий
Суть — фиг неясных очертаний.
3
Арефьев — тоже не свинья.
О путник! Здесь закопан Я!
|
