***
Не по-будничному нарядная,
Чуть прикрыв косынкой лицо,
Ходит осень хозяйкой ладною
По раздолью русских лесов.
Подбирает грибы да ягоды
И орехи лущит в подол.
От ее сарафана яркого
Загорается каждый дол.
Приустанет, присядет где-нибудь
На опушке возле реки.
И в округе почти с неделю
Золотые стоят деньки.
Только озимь одна – зеленая
С серебринкою на заре.
И глядим вокруг удивленно мы:
– Бабье лето, что ль, на дворе?
***
Забрели в туман стога –
Не промокли б, жалко.
На речные берега
Выплыли русалки.
Сушат косы под луной,
Обнажают плечи.
И ведут между собой
Ласковые речи
Про зеленую звезду,
Про моря и скалы.
Я к русалкам не пойду, –
Я боюсь русалок.
Поболтать бы я и рад
С ними, между прочим,
Да русалки, говорят,
Щекотать охочи.
Я – подальше от греха…
Ох, и смех взорвался:
– Что за парень! Ха-ха-ха!
Девок испугался.
УДАЧА
Я бросаю желтую блесну
В солнце, отраженное рекою.
И она мерцает навесу
Сказочною рыбкой золотою.
Замершее сердце под рывком.
Леска, зазвеневшая победно.
И летит в осоку кувырком
Щука перепуганной торпедой.
Сколько их, четыре или пять,
В рюкзаке устало засыпают.
Взмах. Подсечка.
Некогда считать.
Вечером ребята сосчитают.
Я потом друзьям их раздарю.
А себе оставлю, не иначе:
Солнце в речке, майскую зарю
И шальное торжество удачи.
К СЛОВУ О РОДОСЛОВНОЙ
Меня называют хозарином
За смуглость мою и за злость.
Наверно, столетий окалину
И мне пронести довелось.
Глубинные корни не прячу
И даже горжусь я притом
Прапрадеда кровью горячей,
Забитого барским кнутом.
Мой дед этой муки не ведал,
Но кровь и его говорит:
За то, что якшался с комбедом,
Бандитскою пулей убит.
А батьку стреножил осколок
В атаке средь выжженной ржи.
В поселке под Старым Осколом
Он в братской могиле лежит.
Лицом же я смугло поджарен,
А это существенный след
Разбойничьей воли хозарина
Под дикую песню побед!
НАСЛЕДСТВО
Это грезится или помнится,
Или с плотью в наследство нам…
Скачет, скачет шальная конница
По славянским спелым хлебам.
С гиком
годы и поколения
Наклоняются до луки.
И смещаются поселения.
И мешаются языки…
Но встает она, терпеливая,
Русь, растоптанная, с колен –
От Трубчевска – до града-Киева,
От Москвы – до рязанских стен.
Вот мечи уже в ножны брошены,
Но дрожит тетива, звеня.
Кто там в травах лежит некошеных,
Гордый предок мой или я?
Век за веком текут в предание.
Только слышат, слышат сыны
Стертый временем и расстоянием
Слабый стон усталой стрелы…
***
На углу фонарь потушен.
Люди спят. И звезды спят.
Спит сынишка – нос в подушку.
Лишь часы одни стучат.
Темень улицы слепая.
Ветра зыбкая струна.
На слова всегда скупая
Возвращается жена.
В тишине съедает ужин;
Одеяло – до бровей…
Кто мне нужен?
Что мне нужно
Кроме памяти моей?
Я по-будничному весел.
Улыбаюсь как могу.
Только песни –
Столько песен! –
От унылых берегу.
Им звенеть, когда по свету
Вновь запляшет снеговей…
Я когда-нибудь уеду
Ближе к родине своей…
СПОРИМ
Наши все – не то, что ваши, -
Не гонялись за рублем.
Если пашем, значит, пашем.
Если пьем, то, значит, пьем.
Если в морду бить кому-то –
Обязательно мы тут.
Сколько дали нам за смуту –
До сих пор не разберут.
И не спорьте. И не стоит
Вам-то, сытым, нам пенять
То разрухой, то застоем,
То вплетать едрену мать.
За страну и мы в ответе
Не ушедшие в запас,
Мы, войны победной дети.
И куда же вы без нас?
Правда, мы давно не пляшем,
Содрогаясь от потерь…
Ну, а ваши-то, а ваши
Чем порадуют теперь?
***
Зорька погожая, славная.
Алого солнца причал…
Здравствуй,
любовь моя давняя! –
Я по тебе заскучал.
Время торопит за внуками.
Память – колечко в руке.
Разве тебе не аукалось
В дальнем твоем далеке?
Разве тебе не тревожилось, –
Где я и как теперь я?
Здравствуй,
моя осторожная
И недотрога моя!
Мы сединою подкрашены –
Светом далекого дня…
Здравствуй,
моя невчерашняя,
Здравствуй, измена моя!
ПЕРЕД ДОЖДЕМ
Даль, подернутая дымкой,
Прячет тучи за селом.
Кто-то в шапке-невидимке
Молча ходит под окном.
Как телега бездорожьем,
Глухо гром протарахтел
И упал над пыльной рожью,
Народится не успев.
И волнистый отголосок,
Подрожав на ветерке,
Превратился в ряд полосок
Легкой ряби на реке.
Закачали удивленно
Сосны небо на суках…
С треском чей-то кнут зеленый
Лупит тучи по бокам!
А от леса ближе-ближе
Сизый столб наискосок…
На дороге струи лижут
Задымившийся песок.
ЭЛЕГИЯ
Какие быть могут обиды, –
Слезой не затушишь вранья!
Я, граждане, видывал виды,
И виды видали меня.
Просроченный паспорт в кармане,
И тихая радость в душе.
На горке деревня в тумане.
Огонь. Рыбаки в шалаше.
Все так непростительно просто:
Тропинка, и речка и лес.
И страх мой при виде погоста,
Ночного погоста, исчез.
Ведь все удивительно мудро
Под сенью высоких ветвей.
И встанет же чье-нибудь утро
За черною ночью моей.
***
На исходе сиротской зимы
Запуржило, да так, будто в сказке.
И глядим изумленные мы
На бесовскую белую пляску.
На душе и легко, и светло.
А нужна была самая малость,
Чтоб раздольно, свежо и люто
Наконец-то метель разыгралась.
Гонит ветер последнюю дань,
Засыпает овражные щели.
Смотрят пристально в тусклую даль
Караульные строгие ели.
Что им видится там, за пургой,
За смиренно уснувшею пашней –
День нарядный и вечер иной,
Соловьиною песней пропахший?
Ничего. Это будет потом
(Все приходит и все убывает).
А пока своим белым крылом
Пусть метель хоть
сердца согревает.
***
Вот и кончилось
Красное летечко.
По дворам зазвенела пила.
Журавлей запоздалая ленточка
По озябшей заре проплыла.
И пропала
За тучами белыми –
Ни прощальных «курлы», ни следа.
Что поделаешь…
Что поделаешь…
Холода настают, холода.
***
Каша гречневая с молоком –
Это там, далеко-далеко.
А пока на сквозном ветерке
Поле гречневое в молоке,
Над цветами – пчелиный гул,
У дорог – берез караул,
Где гурьбой, где в белесый ряд.
Лишь случайно подметит взгляд,
Как канюк под острым углом
Ломоть неба срежет крылом.
И стремглав унесется в лес.
На мгновение вспыхнет срез
Бирюзовой молнией: «Ш-ш-ш-ш!»
И опять в белом поле тишь.
Только слабый пчелиный стон,
Только лес с четырех сторон,
Только воздух – струистый мед.
Гречка. Греча цветет!
***
Как в тумане лицо моей бабки.
Тихий голос пустынно далек:
– Не ходи, ради бога, без шапки.
Потеплей застегнись, голубок.
Эвон ветер какой, послушай, –
Все окошки дождем просек.
Помни, внучек, застудишь душу –
Будешь маяться век…
Тех дождей измочалились прутья.
Скорбный голос, как травы, пожух.
На житейском тревожном распутье
Белозубо на мир гляжу.
Только что-то – нет-нет – и нарушит
Полудетскую радость мою.
Застудил я, наверное, душу,
Голубиную душу свою…
***
Мое прошлое…
Где мое прошлое?
Затерялось у наших ракит.
Ни плохого теперь, ни хорошего,
Только памятью душу знобит.
Незажившею, давнею, древнею,
Захлестнувшею весь непокой,
Что остался за нашей деревнею,
За вертучею нашей рекой,
За пригорком, за пыльною пашнею,
Убегающей в серую муть…
Будто заново счастье вчерашнее
Все хочу – и не в силах –
вернуть.
Так и еду
Ни шатко, ни валко я
По проселкам судьбы моей вновь.
Все нормально.
Лишь солнце не жаркое,
Словно поздняя бабья любовь.
|
