Ё — НЕ МОЁ
Художник, ищи не красоту, а ищи себя в Боге!
Но если ты ничего не найдёшь, то красота сама найдёт тебя,
— и без пощады уничтожит!
Вся эта жизнь, как будто не моя,
И не мои — родимые края.
И мордо-рыла, якобы людей, —
В зелёных долах памяти моей.
Болит, болит угрюмо голова,
Вползают в душу мёртвые слова…
Всё не моё — и я почти не я —
В горящем алфавите бытия.
И бытиё с надёжной буквой "ё" —
По чьей-то воле, будто не моё…
И буква "ё", вот-вот по воле злой,
Враз обратится пеплом и золой.
Скрипят, скрипят незримые врата.
Уходят в Лету лучшие года…
Всё не моё — и я почти не я, —
И страшен алфавит небытия.
И страшно жить, и страшно умирать,
Как в бурном море камни собирать…
И наяву, и в грёзах, и во сне —
Всё — не моё, — но это всё во мне!..
В ЧУЖЕРОДНОМ ВРЕМЕНИ
Скука — это уничтожение души по воле безволия.
Я опоздал родиться на столетье —
И в чужеродном времени живу.
Живу — и не мечтаю о бессмертье,
А грезил ведь когда-то наяву…
И маюсь, сам себя не принимая,
И отражаясь в сумерках воды,
Я ухожу околицею мая —
В последние забытые сады.
И чудится: иду себе навстречу,
Где всё — в неповторимом навсегда, —
Где душу отражает, словно вечность,
Живая, светоносная вода.
ХОЛМЫ ЛЮБВИ
В истинной Поэзии нет правил, только исключения, ибо Правда Божия — в Любви.
Созвездья тёмные дрожат.
Холмы равнину сторожат.
И горы тёмные вдали —
Навек омыла кровь Земли.
Нам горы мир не принесут!
Но правду утвердят холмы!..
И выйдем мы на Божий Суд —
Из ледяной, незримой тьмы.
Ну, а пока, любовь моя, —
Всё это морок бытия.
Но выйдем мы на Божий Свет —
Из тьмы незримой и глухой.
И никого на свете нет —
Кто знает всё о нас с тобой…
Но знает всё Господь о нас, —
И нам не страшен Судный Час.
Бесплодны горы на крови,
И — впереди — холмы любви…
ПОРТРЕТ ДУШИ
С искренним уважением к лирическому герою этого стихотворения но не больше…
Тяжело душе в ночи бессветной.
Жутко на отшибе бытия.
Как рулон бумаги туалетной, —
Рвано убывает жизнь твоя.
Хоть на миг прозреть бы жизнь иную!
И забыть картины-миражи…
Но не вставить в раму золотую —
Рану, как портрет твоей души.
Мало этой жизни! Слишком мало!..
Сплюнешь через левое плечо.
И бормочешь: "Мама мыла раму…
Может быть, не вымыла ещё…"
***
Чем больше объяснений этой и иной жизни находит человек,
тем дальше от него тайна возникновения жизни этой и жизни иной.
Земная круговерть
Всё неземное рушит…
Вцепилась жизнь, как смерть,
Как враг, вцепилась в душу.
И бездною влеком,
Я — миру — не хозяин,
Как одинокий дом —
В дыму крутых развалин.
Но всё ж ещё стою,
Считая дни, как годы, —
У бездны на краю —
В безумии свободы.
И я, забыв про страх,
Про неземную стужу,
Вцепился в жизнь, как враг,
Как смерть, вцепился в душу!..
Я И ВРЕМЯ
Чем я отличаюсь от сонма нынешних пишущих?!
Да немногим! Я ищу себя в Боге, а они,
так называемые пишущие, ищут Бога в себе.
Трачу время, которого нет, —
Но с оглядкой, расчётливо трачу…
И спасаю удачу от бед,
И спасаю беду от удачи.
И живу, никого не виня,
Что навек моё время пропало.
Но пропащее время — меня —
Тратит так, что и вечности мало!..
НА ГРАНИ
Человек безжалостно использует своё тело ради чего угодно,
но ещё безжалостней он использует неизвестно для чего
свою бессмертную душу.
Я устал быть последним и первым.
Жизнь встаёт громоносной волной.
Но боюсь малым словом, неверным,
Заступить за предел роковой.
Я всё время на грани, на грани,
А порою — за гранью почти…
Но топчу эту землю ногами,
И срываю цветы по пути.
И душа забывает про тело,
И страшна без души круговерть…
Но не страшно душе над пределом,
За которым — безумье и смерть…
Но не верю на грани иного,
Что всё это творится со мной,
Будто вышел из дома родного,
Чтоб уже не вернуться домой.
И не помню о том, что на грани,
И порою за гранью почти.
И топчу эту землю ногами, —
Чтоб дорогу на Землю найти.
ЗАЛОГ
Рукописи не горят?! Прекрасно горят! И сгорают, и, слава Богу, что иные сгорают!!!
Пусть себе горят, ибо истинным Словам огонь не страшен.
Наши годы ещё не прошли,
И порой нам до боли легко…
И стою я у края земли,
Но до неба ещё далеко.
Всё исчезнет в незримых мирах, —
И в другом не воскреснет другой…
И за белою тьмой — только прах,
Да ревущий огонь неземной.
Но восходят слова из огня,
И душа не спасёт свою плоть…
Как же так — ни тебя, ни меня?!
Не допустит такое Господь!
Сам Господь сокрушит пустоту!
Сам Господь наши души простит!
И земную твою красоту
В неземную навек обратит.
Я стою у земли на краю,
Но душа, словно небо, со мной,
И в душе — твою душу храню,
Как залог красоты неземной…
СНЫ ГРЯДУЩЕГО
Все хотят жить не хуже всех, даже лучше, чем все!
Каждый в самом себе — лучше всех… И, наверное, лучше самого себя.
Я сжигаю душу в разговорах.
Эх, душа моя, — бездымный порох!
И вот-вот она сгорит во мне…
Но, как Свет, спасает Слово душу, —
И слова-полову властно душит —
Наяву, в грядущем — и во сне.
Бьются в травах золото-стрекозы.
Дышат светом ледяные розы.
И во мне не эта жизнь прошла…
В этом мире быть неловко лучшим,
И душа давным-давно в грядущем,
Но — не в снах грядущего — душа!..
ВЧЕРАШНЕЕ
В жажде сохранить малую родину мы теряем Родину большую,
забывая, что наша истинная Родина — Господь!
О, как я боюсь сказать лишнее! Но говорю!
О, как боится некто услышать лишнее! Но слушает!
И оба мы несчастны в своей глупости, ибо она сильнее нас,
больше нас, больше нашего страха — и больше жизни нашей.
И всё же, всё же надо очень опасаться людей,
которые боятся услышать лишнее.
Назойливо нудят: в былое путь заказан,
И хватит ворошить неловкое старьё.
Вчерашним, друг, живёшь! Пора войти бы в разум!
И что с того, что всё — давно уж не твоё…
Согласен, — что с того?! Я сам себя не стою…
Во времени былом застыла кровь моя, —
На тропах ледяных, под чёрною листвою…
И что с того, что я — давно уже не я.
Крапивой душу жгут заброшенные пашни.
Живые мертвецы поют в саду моём.
Живу вчерашним днём! Был славен день вчерашний!
Живите, дураки, грядущим страшным днём!
ЧУЖОЙ ВЫБОР
Обидно, когда тебя не понимают. Но страшно, когда тебя вдруг понимают
до конца, до самой последней твоей глубины, ненавидящие тебя!..
И как после этого не воскликнуть в сердцах: "Сколько надо, столько и можно!"
В литературных подворотнях
Я с изначала не в чести.
Но всё упорнее сегодня
Они мелькают на пути.
Я стал почти своею тенью,
Но слышу, как из сучьих ртов, —
Исходит злобное шипенье:
"Лев Котюков… Лев Котюков…"
О, как отвратны, до блевоты,
В стране несбыточных идей,
Тупые морды патриотов
И либеральных главарей.
Я, может быть, никто сегодня,
И, может, хватит лишних слов…
Но слышу вновь из подворотни:
"Лев Котюков!.. Лев Котюков!.."
Меня упорно выбирают,
И выбрав, с аппетитом жрут…
Ужасно, что не понимают,
Но жутко, ежели поймут.
И в чёрном времени, безбожном,
Я сам себя забыть готов…
Но сколько можно, сколько можно:
"Лев Котюков!.. Лев Котюков!.."
МОИ СТИХИ
Истинное Слово вне прошлого, настоящего и грядущего.
Истинное Слово — это вечное Сегодня, ибо Слово вне времени и пространства.
Поэзия, как вечность, объемлет наше бытие и небытие.
Но мы, зачастую, не замечаем поэзии, как порой не замечаем чистый воздух,
которым дышим. И, слава Богу, что не замечаем,
ибо обратить чистый воздух в отравленный — человеку раз плюнуть.
Задыхаюсь во тьме, как в пустыне,
Как во льдах, — у Земли на краю,
Будто горькою кровью полыни —
Враз омыло всю душу мою.
Будто больше не будет отсрочки.
Но стихи всё растут, как трава, —
И слова обращаются в строчки,
И становятся плотью слова.
И слова мою душу сжигают,
Но куда-то всё дальше несут…
И от смерти стихи не спасают,
Но от жизни, быть может, спасут…
ПАРАД ПЛАНЕТ
(Как бы сонет)
Господь забирает к себе молодыми тех, кого очень любит, дабы там —
в незримом, — по воле Господней, они оставались вечно молодыми.
А всем остальным остаётся глухо стареть и тускло надеяться
хотя бы на вечную старость.
Всё свершилось с парадом планет,
И двоятся в огне зеркала…
Словно тьма — всепрощающий свет,
И осыпалась ночь, как зола…
Нашей жизни давно уже нет,
Да и нашей она не была.
Что же было? Не скажет никто.
Если скажет, — уверен, — соврёт…
Но душе безотчётно легко,
Будто вечное лето грядёт,
И в раскрытое настежь окно
Чёрный дым всесожженья ползёт.
И вдыхает душа горький дым, —
И нельзя умереть молодым…
В ГОРОДЕ ДВОЙНИКОВ
Был желанным и признанным
В этом городе злом.
А теперь тёмным призраком
Хоронюсь за углом.
Не от недругов бешеных...
Я от них отобьюсь!
От себя многогрешного
За углом хоронюсь.
Вот идёт злобным городом
Мой двойник неземной.
Как он выглядит молодо
По сравненью со мной!
Словно гранд-иностранец
Из нездешнего дня...
И не смотрит поганец,
Хоть убей, на меня.
И вся жизнь, как забава,
Двойнику моему.
Водка, бабы и слава —
Всё досталось ему.
Эх бы, дать ему по уху,
Чтоб мозги набекрень!
Из-за этого олуха
Я сегодня, как тень.
Эх, ты время поганое.
А двойник ого-го!
Жаль, что нету нагана,
Чтоб прикончить его.
И в себе повторяясь,
Позабыв Божий страх,
Мой двойник, ухмыляясь,
Торжествует, как враг.
Но врага именитого
Без меня не убьют.
Ведь известно: за битого
Двух небитых дают.
И вязаться не хочется
С двойником на года.
Его время закончится,
А моё — никогда!
Вот и вроде кончается
Время в городе злом!..
И двойник обращается
В тень мою за углом.
ОКОЛОЛИТЕРАТУРНЫМ ГАЗЕТНЫМ БОРЗОПИСЦАМ-ИУДАМ
Не вышли вы из грязи в князи...
Вы даже чёрту не нужны?!
И хари ваши безобразны,
И души мёртвые страшны.
Вы все исчезли в настоящем,
И вас грядущее не ждёт!
И лишь осиновая чаща
Желанной встречею живёт.
Но вам — уродам и сексотам —
Не хватит мужества ни в жисть,
Чтоб на осиновых высотах
Хоть над собою вознестись!
Да не тряситесь так, иуды!
Я нынче добр, как никогда...
Я и в гробу красивым буду,
И гениальным, как всегда!
Но бесполезны назиданья —
Коль в душах чёрная зола...
И даже моего молчанья —
Не стоят выкормыши зла.
И смерть ещё не у порога,
И я иудам не судья...
И слышу я молчанье Бога,
Как будто слышу сам себя...
В ПРОСТРАНСТВЕ ЛИСТОПАДА
Тяжёлый листопад над городом завис,
И тяжела башка моя седая...
Но за меня, как за последний лист,
Цепляется берёза молодая.
А я давным-давно собой не дорожу,
Я от стихов сбежал, я отошёл от прозы...
И болью неизбывной исхожу,
Как позвоночник сломанной берёзы.
И всё-таки цепляюсь за слова,
Сам от себя спасаясь, как от ада...
Болит башка, а больше — голова,
И ничего давным-давно не надо.
Я до рожденья сам себе не рад,
Не надо мне ни подвигов, ни славы!
Слететь, как лист последний в листопад!
И долететь хотя бы до канавы...
Эй, кто там жаждет вечности? Вернись!
Отравлены источники блаженства...
И всё-таки бессмертна эта жизнь,
Как злое торжество несовершенства!
НА БОЛОТНОЙ ЗЕМЛЕ
Всё глуше голос чёрных трясин,
Во льду неверная гать...
Но мёрзлые листья с гиблых осин
Никак не хотят облетать.
И небо грозит ледяным дождём,
И клёнов дрожат сердца,
И жаждут все остаться во всём,
Не став никем до конца.
А в Божьих обителях мест не счесть,
Но нет никого нигде...
И Тот, Кто безвинно взошёл на Крест,
Ушёл по мёртвой воде.
И пусто в доме, словно весной,
Никто никого не ждёт!..
И дождь ледяной, как столб соляной,
Болотной землёй идёт.
Последние листья летят с осин,
И я в ненастном году
Один по чёрному льду трясин
Совсем не к земле иду!..
***
Восходящий лунный свет,
Словно музыка безмолвья...
И душа, забыв про смерть,
Тихо полнится любовью.
И молюсь за всех живых,
Обращаясь лунной тенью,
Чтоб остался этот миг,
Словно вечное забвенье.
Чтоб сполна в земной глуши
Мне любовь была ответом,
Чтоб молчание души
Обратилось лунным светом...
***
Объята твердь морозным, колким дымом,
Вся в инее небесная стерня.
И, повторяясь вновь, как свет, в неповторимом,
Теряю и теряю сам себя.
И сам себя с тоской сполна не принимаю,
И сам с собою не хочу дружить,
И жизни, что прошла, – мучительно внимаю,
И понимаю вдруг, что мог бы и не жить.
А мог бы, мог бы, мог – остаться в невозможном,
Где множится на ноль случайностей игра.
Но мог бы иль не мог – на это воля Божья!
И тяжко быть собой, но будто с плеч гора.
Молчит седая ночь, струясь морозным дымом,
И в колком серебре небесная стерня…
И повторяясь вновь, как свет, в неповторимом, –
Теряю не себя, теряю не себя…
***
На братском погосте
В земле грозовой
Солдатские кости
Да свет травяной.
На братском погосте
В земле грозовой
Отцовские кости
И голос родной.
От гула немного
Дрожит белый свет,
И на сердце слово —
Да голоса нет…
|
