АНГЕЛ АЛКОГОЛЯ (сонет)
Барахтаюсь порой на самом дне.
Всю жизнь бы изменил, была бы воля...
Но светоносный Ангел Алкоголя
Спешит тогда на выручку ко мне.
Его сиянье вижу в стакане
И ангельское чую биополе,
И становлюсь спокойней как-то, что ли…
И он приходит, будто бы во сне,
Уводит за собою в мир прекрасный,
Где нет забот и суеты напрасной,
Где денег нет - а значит, нет обид.
Но Ангел не всесилен - возвращаюсь
Из забытья туда, где, ухмыляясь,
Злорадный Демон Трезвости сидит.
БОДУННЫЙ СОНЕТ
Меня колбасит нынче с бодуна,
Всего трясёт. О, как же я надрался!
Я пил всю ночь и толком не проспался,
Смотрю на снег уныло из окна.
Эх, если квасишь, мера быть должна!
Раз тридцать я вчера за рюмку брался,
С какой-то толстой тёткой целовался…
А, впрочем, ладно, жизнь всего одна.
Вот что за птица выпь? Ведь с этой выпью
Рифмуется прекрасно слово «выпью»…
Нет, хватит… К чёрту пьяную гастроль…
С неправильною фразою, но всё же
Я вяло обращаюсь к молодёжи:
Не злоупотребляйте алкоголь!
ЦЫПЛЁНОК
Возможно, сам виновен я отчасти,
Но зря меня считаешь ты подонком.
Убила ты во мне цыплёнка страсти
Большого. Был он бройлерным цыплёнком.
В глазах его любовь моя сверкала,
Ждал от тебя он зёрнышек участья,
Когда б его ты нежно приласкала,
Он стал бы птицей Рух двойного счастья.
Но ты его отвергла, оттолкнула,
Не выдала ни зёрнышка цыплёнку,
Его-мои надежды обманула,
Любви большой прислала похоронку.
Теперь смеяться можешь ты, конечно,
Цыпленочка, похоже, ждёт могила.
Пытался он бороться безуспешно,
Но снова ты пятой его давила.
Сводил он к переносице глазёнки,
Пищал под грубой мощною пятою…
Бывают беспощадными девчонки,
Не все они сияют добротою.
На слэнге ты, по фене можешь ботать,
А считал тебя себе достойной,
Тебе б на птицефабрике работать
Убийцею на линии убойной.
Познала в совершенстве ты искусство
Лишать мужчин надежды огроменной,
Прощай, едва родившееся чувство,
Прощай, цыплёнок страсти убиенной.
Зачем со мной и с ним была ты грубой?
Убийца ты, и нет тебе прощенья.
И каркает в душе моей безлюбой
Родившаяся вовсе не беззубой
Ворона беспощадного отмщенья.
НА КЛАДБИЩЕ
Стараясь не испачкать джинсы мелом,
Через ограду мы перемахнули.
Ты за руку меня взяла несмело
И вскрикнула: - Они нас обманули!
Белела в темноте твоя рубашка,
Обозначая маленькие груди.
Я усмехнулся: - Тише ты, дурашка,
Кругом же спят заслуженные люди.
А хочешь, я признаюсь, ради Бога:
Я им сказал не приходить, и точка.
А если хочешь выпить, есть немного,
А то ты вечно маменькина дочка…
Ты что-то в тишине соображала,
Потом внезапно вырвалась, и сдуру
По травяной дорожке побежала,
Вообразив растленья процедуру.
Тебя догнать не стоило труда мне...
О, бег ночной за слабым, стройным телом!
Догнал - и на каком-то узком камне
Прильнул к твоим губам оцепенелым.
Когда распухли губы, ты сказала -
Слегка охрипнув, чуточку игриво:
- Ну, Константин, никак не ожидала...
Да вы обманщик... фу, как некрасиво...
И прошептала, мол, всё это дивно,
Но всё ж не до конца запрет нарушен...
Я тут же заявил демонстративно,
Что к сексу абсолютно равнодушен.
Смеясь, ты из объятий увернулась,
Передо мною встала на колени
И к молнии на джинсах прикоснулась
Движеньем, полным грации и лени...
…И только тут я обратил вниманье,
Что август - это время звездопада
И что сверчков несметное собранье
Поёт во тьме кладбищенского сада,
Что сотни лиц глядят на нас влюблённо
С овальных фотографий заоградных,
Нам предвещая проводы сезона
Встреч нежных и поступков безоглядных.
ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ КЛАДБИЩА…
После посещения кладбища
Ввечно-юной, радостной весной
Кажется такою вкусной пища
И чудесным то, что ты со мной.
После созерцания оградок,
Склепов и пластмассовых цветов
Кажется, что в мире есть порядок
И любовь - основа всех основ.
По дорожкам ты со мной бродила
В легкой белой курточке своей,
Изумленно вслух произносила
Даты и рождений, и смертей.
Я тобой невольно любовался:
Ты о чем-то думала всерьёз,
А из-под берета выбивался
Локон милых крашеных волос.
Да, ты тоже видела всё это...
Но сейчас ты дома, в неглиже,
Вся в потоке солнечного света,
Вертишься у зеркала уже.
Я тебе не дам переодеться,
Подойду и сзади обниму.
Никуда теперь тебе не деться -
Здесь тебя, у зеркала, возьму.
И апрель, и стон твой неизбежный,
И твои духи меня пьянят,
Но всего сильней - лукавый, нежный,
Отражённый в зеркале твой взгляд.
МОЙ НЕДОСТАТОК
Во время секса очень громко я ору -
И ничего с собой поделать не могу.
Такие ноты в миг оргазма я беру,
Что после голос поневоле берегу.
Ужасным криком я пугаю детвору,
Что вечно возится в песочницах своих,
Собак, и кошек, и соседей по двору -
Пенсионеров и бабулек боевых.
Когда иду я, наоравшись, в магазин,
Вокруг все шепчутся: "Годзилла наш пошел".
А продавец веселый, кажется, грузин,
Мне говорит: "Вах, много секса - хорошо!".
Ору я ночью и ору я по утрам,
Ору, случается порой, средь бела дня,
Я иногда себя пугаюсь даже сам,
И все подруги убегают от меня.
Ну, дома ладно, а бывает, что в гостях
С прекрасной девушкой я секс переживу,
Она лишь пискнет что-то типа "Ох!" да "Ах!",
Ну, а потом я вдруг сиреной зареву.
Меня не раз уже хотели отлупить,
Но я же крепкий парень, сразу сдачи дам.
Да, я такой, но вам меня не изменить,
Как и вопящих в миг оргазма многих дам.
Сейчас ищу себе подругу из таких -
Чтоб стали вместе мы неистово орать,
Хотя, возможно, нам для актов половых
Придется за город совсем переезжать.
Живет на дачах там немало крикунов,
А почему они живут там? Потому,
Что самым шумным из девиц и пацанов
Проблематично выжить в городском дому.
Возьму девчонку и на дачу с нею - шасть,
Раз такова у нас, у шумных, "се ля ви",
Там наоремся, наоремся с нею всласть,
Пока совсем там не охрипнем от любви.
Нет, мы нормальные, а вы, секс-молчуны,
Подумать явно о терпимости должны.
Все люди в сексе молчуны иль крикуны,
Не обижайте крикунов, секс-молчуны.
ОДА ВЛЮБЛЁННЫМ
Мальчик на девочку лезет,
Лезет, пыхтит и трясётся,
Девочка стонет и грезит,
Грезит и вся отдаётся.
В акте таком неумелом
Многое нас забавляет,
Но человечество в целом
Действия их одобряет.
Счастья вам, милые дети!
Вот она, ваша Песнь Песней!
Нету картины на свете
Этой картины прелестней.
Мальчик и девочка ЭТО
Делают нынче впервые,
Будут они до рассвета
Акты вершить половые.
Позы, извивы, наклоны,
К телу прильнувшее тело,
Всхлипы, сопенье и стоны…
Доброе, нужное дело!
Что их потом ожидает,
Сколько роман их продлится,
Пара влюблённых не знает,
Только к оргазму стремится.
Сменят немало партнёров
Мальчик и девочка наши,
Оба покажут свой норов,
Ставши взрослее и краше.
Многое жизнь им подскажет,
К опытам если потянет:
Девочка к девочке ляжет,
Мальчик на мальчика глянет.
Впрочем, и так может статься:
Эти поженятся двое,
Ну, и начнут размножаться –
Делает так всё живое.
Только пока им в новинку
То, что для многих – рутина.
Всю поизмяли перинку…
Боже, какая картина!
Да, эти двое достойны
Высших похвал от поэта:
Плохо – болезни и войны,
А хорошо – только это.
Мальчик на девочке скачет,
Девочка этого хочет,
То она громко заплачет,
То вдруг потом захохочет.
Это повсюду творится.
Смерть отступает, покуда
Пара влюблённых резвится…
Чудо, великое чудо!
Мальчик на девочке скачет,
Мнёт её полные груди,
Счастливы оба, а значит –
Жизнь продолжается, люди!
ТЫ ЗАБОЛЕЛА – ПУЛЬС ОСТАНОВИЛСЯ…
Ты заболела - пульс остановился, -
Лечил тебя какой-то коновал,
Я под твоими окнами молился,
Чтоб кризис поскорее миновал.
Зима блистала царственным нарядом,
Был город в эти дни похож на торт,
А я не мог побыть с тобою рядом -
Я был студент, я беден был и горд.
Мне не забыть, как вечером однажды
Ты подвела меня к своей maman:
«Вот юноша моей духовной жажды,
Всё остальное - розовый туман!».
Мамаша отвела тебя в сторонку
И по-французски стала укорять.
Тут я ушёл. Ты кинула вдогонку
Пленительное: «Милый, завтра в пять...».
Да, ты хотела лёгкого скандала,
Тебя, наверно, выпорол отец...
Но на катке ты вскоре вновь сияла,
И звёздный над тобой сиял венец.
О, как ты в поцелуе трепетала!
Как нравилось тебе изнемогать!
Ты к тайне тайн меня не подпускала,
Но позволяла грудь поцеловать.
И нежные девические груди
Пред зеркалом ты гладила потом...
И вдруг слегла в стремительной простуде -
И разделил нас чёрный водоем.
Вот вышел доктор. Вот остановился.
Вот снял пенсне. Неужто плачет он?
«Что с Катей, доктор ?» - он перекрестился
И молча протянул мне медальон.
«Что это?» - «Если вас она любила,
Вам лучше знать... Молитесь за неё», -
«Вы врёте, доктор!» - «Юноша! мой милый,
Мужайтесь! и - какое тут враньё...
Хотите слышать мненье человека,
Который знает суть добра и зла?
Пусть правда умерла в начале века,
Но Красота - сегодня умерла!» -
Сказал и растворился в полумраке...
Я выслушал с усмешкой этот вздор
И подмигнул случайному зеваке,
Который наш подслушал разговор.
Смутился и ушёл ночной прохожий,
А я сверкнул железным коготком,
И в книжечке, обшитой чёрной кожей,
Поставил крест на имени твоём.
Довольный неожиданным успехом,
Нарисовал в цветах и лентах гроб,
И прежде чем уйти, швырнул, со смехом
Твой медальон в серебряный сугроб.
ПИСАТЬ БЫ ТАК, КАК СЕВЕРЯНИН…
Писать бы так, как Северянин!
Боюсь, однако, не поймут:
Его язык немного странен
И полон всяческих причуд.
Вот как он пел любви экстазы,
Совсем забыв про тормоза:
«О, поверни на речку глазы -
Я не хочу сказать: глаза...».
Вот, рифму он искал к Роопсу,
Родив и строчку заодно:
«Люби, и пой, и антилопься!».
Свежо? Свежо, легко, смешно!
Поклонниц он имел до чёрта,
Задумываясь в беге дней:
«Ах, не достойны ли аборта
Они из памяти моей?».
Он пел про «негные уроны»
Про шалости и про весну,
Чем вызывал у женщин стоны
И обожания волну.
Он всяческих похвал достоин,
Он говорил про жизнь свою:
«Я не делец. Не франт. Не воин.
Я лишь пою-пою-пою».
Ведь до сих пор он интересен!
Он написал - ах, Боже мой! -
«Я так бессмысленно чудесен,
Что смысл склонился предо мной!».
Бессмысленно чудесен, странен...
Мы всё ж склонимся перед ним -
Второй не нужен Северянин...
Он был, как мы, неповторим.
ГЛИНЯНЫЕ СТИХИ
(пародия на современную псевдопоэзию)
Я глине поклонюсь, потом - воде.
Застряли крошки глины в бороде.
То плачу я, то дико хохочу
И глиною обмазаться хочу.
О глине постоянно я пишу
И буду впредь писать, пока дышу.
Я глину ем. Я глину всем дарю.
Из глины я стихи свои творю.
Из глины первородной создан я.
Так здравствуй, глина, девочка моя!
Тону в объятьях глиняной жены...
Мои карманы глиною полны...
Мы выползли и снова мы вползём
В таинственный и жуткий глинозём.
На что нам Копенгаген и Москва?
Без глины нет суглинка, нет родства...
О, глиняный распад, повремени!
Не усыхайте, глиняные дни!
Я глиняное прошлое люблю,
Но из чего день завтрашний слеплю?
Да вознесётся глиняный мой стих
Навроде фейерверков и шутих!
И у Вселенной с глиной на краю
Я глиняную песню запою
О глине, в глине, с глиной, глины из...
Но у меня к вам - глиняный сюрприз!
Надеюсь, понял искушённый зал,
Что вовсе НЕ О ГЛИНЕ я писал?
|
