УБЕЖАТЬ БЫ МНЕ В ЮНОСТЬ
Вот я вижу:
Стоят на крутом берегу
И глядятся в реку
Высоченные ели.
Убежать бы мне в юность,
А я не могу —
Замели все дороги
Слепые метели.
Вот я вижу Любань
И сожженную Мгу.
И снимаю с ремня
Я пробитую фляжку.
Убежать бы мне в юность,
А я не могу —
Заросли блиндажи
Лебедой и ромашкой.
Вот я вижу друзей:
Мы лежим на снегу
И кричим, задыхаясь:
— Атака отбита!
Убежать бы к друзьям мне,
А я не могу —
Я живой,
А друзья — из гранита.
АТАКА
И отдохнуть пора бы нам, однако.
Но ни к чему об этом разговор:
В десятый раз в смертельную атаку
Нас поднимает раненный майор.
Редеет строй дивизии пехотной,
Не дрогнем и назад не побежим…
Мы, как патроны в ленте пулеметной,
В могиле братской рядышком лежим.
***
Продвигаемся вперед
Медленно вдоль поймы.
И осталось на весь взвод
Сорок две обоймы.
Как патроны сосчитать,
На ладонях взвесить?
Сорок два умножь на пять
Будет — двести десять.
Двести десять… Как же быть?
Враг не даст поблажки.
Значит, надо разрядить
Каждый без промашки.
Свищет вражеский свинец.
Гнет к земле усталость.
… Пять штыков И пять сердец
На весь взвод осталось.
ПЕСНЯ О ПЕСНЕ
Как-то утром ранним
На седых Карпатах
Песня посетила
Русского солдата.
Ласковое слово
Сердцу прошептала,
И просторно в сердце,
Словно в поле, стало.
В нем зашелестела
Липа вековая,
Рожь заколосилась
Без конца, без края,
Зашумела тихо
Тонкая береза,
Словно на поляне
Тульского колхоза.
Встали пред солдатом,
Встали, как живые,
Родины любимой
Дали заревые.
Зацвели фиалки,
Зашептала мята…
И просилась песня
Из души солдата.
Зазвенела в сердце,
Как созревший колос.
И запел гвардеец
Песню во весь голос.
Были в этой песне
Нежность, гнев и сила.
Песню об отчизне
Рота подхватила.
По крутым дорогам
И по горным склонам
Песня шла по ротам,
Шла по батальонам…
Но однажды утром
На седых Карпатах
Пуля разлучила
С песнею солдата.
Он упал на камень
В чахлом мелколесье.
Но парила песня
В синем поднебесье.
И летела песня
Через все границы —
Не слабели крылья
Русской песни-птицы.
Улетала в Вену,
В золотую Прагу,
И ходила песня
С нами по рейхстагу.
И в колхозе тульском,
Автора не зная,
Часто песню сына
Мать поет седая.
Видно, старой маме
Сердце подсказало,
Что в той песне сердце
Сына трепетало.
Нет, не умер сын твой,
Не пропал без вести —
Он вернулся песней
Под окно к невесте.
По полям колхозным
На заре багряной
Он идет с бригадой
Песней безымянной.
И не все у сына
Было смертью взято:
Бьется в песне сердце
Русского солдата.
ПЕРМСКАЯ ПУШКА
Подогнав понадежней детали,
С берегов легендарной реки
В сорок первом году провожали
Свою пушку на фронт пермяки.
Породнившись с военной судьбою,
Много ей довелось испытать:
Бить по танкам наводкой прямою,
Оборону на Шпрее ломать.
И планета еще не забыла,
Как в поддержку гвардейских атак
Наша пермская пушка громила
Ненавистный фашистский Рейхстаг.
А в конце сорок пятого года,
Отслужив срок положенный свой,
Как бывалый солдат из похода,
Эта пушка вернулась домой.
А теперь, из карающей стали
Расплескав свой неистовый гнев,
На бетонном стоит пьедестале,
Навсегда от боев онемев.
Ствол остывший подставила росам,
Солнце смотрит в него с высоты.
…Положи к ее старым колесам
В День Победы живые цветы!
ЦАРИЦА ПОЛЕЙ
Все вокруг полыхает пожаром,
И кричит, задыхаясь, старлей:
– Встань, пехота!
Тебя ведь недаром
Называют «царицей полей».
Бьют прицельно тяжелые пушки,
От разрывов спасения нет.
И в руке его, словно игрушка,
Вороненый блеснул пистолет.
Сквозь кинжальный огонь не пробиться,
Не дойти до чужих батарей,
И старлей умоляет: «Царица,
Ради бога, вставай поскорей…»
И встаем мы, уже не робея,
И бежим на разрывы гранат,
Чтоб царил в неприступных траншеях
Наш тяжелый солдатский приклад.
***
Дорогая, стоят эшелоны,
Скоро, скоро простимся с тобой.
Пулемёты поднял на вагоны
Вологодский свирепый конвой.
Нас, безвинно обиженных, много,
Но не видит никто наших слёз.
И куда поведёт нас дорога
Под железную песню колёс?
Промелькнут за окошком перроны…
От конвоя любовь сберегу.
В арестантском промёрзшем вагоне
Провезу через морок-тайгу.
Провезу я её через годы,
Через зоны больших лагерей.
Не видать мне тебя как свободы.
Если вспомнишь меня – пожалей.
Знаю я, далеко нас загонят,
Где-то в тундре, в жестокий мороз
Без молитвы меня похоронят
У корявых карельских берёз.
И тебе, синеглазой и милой
Не напишет никто из друзей.
Ты моей не разыщешь могилы,
Никогда не узнаешь о ней.
Только ветер, протяжный и хлёсткий,
Будет выть над могилой моей.
Только горькие листья берёзки
Будут плакать, как слёзы, с ветвей.
***
Погасли звезды
в полумгле багровой.
Тянуло дымом горестным с реки.
Мы шли на фронт
по площади Дворцовой,
Примкнув к винтовкам
новеньким штыки.
А репродуктор, словно на параде,
Гремел железным голосом своим:
«Чужой земли
мы не хотим ни пяди,
Но и своей — вершка не отдадим».
Нам песню эту было
слушать тошно.
Молчал сурово
наш стрелковый взвод.
Вершки, вершки…
Вчера мы сдали Тосно.
Идут бои у Пулковских высот.
Счастливчик
Черствый хлеб жевал я всухомятку,
Говорили в лагере мне так:
«Вот счастливчик,
получил десятку,
А могли бы врезать четвертак!»
БЕССОННИЦА
Не уйти от ябеды-
От моей бессонницы:
Будто сохнут ягоды
Вновь на подоконнице.
Будто где-то рядышком,
За речными плёсами,
Умирает травушка
Под стальными косами.
Будто плачут зяблики
Где-то под осокою
И сгибают яблоки
Яблоньку высокую.
Будто все дороженьки
Замело порошею.
Будто вновь под ноженьки
Своё сердце брошу я.
Будто сохнут ягоды
Вновь на подоконнице.
…Не уйти от ябеды-
От моей бессонницы.
МАЧЕХА
Мы в детстве многого не знали.
Меня порой в разгар игры
Соседки мачехой пугали:
- Придет - все выдерет вихры!
А сердобольные старушки,
Всплакнув, качали головой,
Совали в руки мне ватрушки
И называли сиротой..
Мне этот день забыть едва ли.
Пришел отец:
- Ну, Николай,
Закомься! Это - тетя Валя,
Захочешь - мамой называй.
Привыкший к маминой заботе,
С испугом - будто бы в огонь -
Я сунул в руку этой тете
Свою немытую ладонь.
А тете Вале предстояло
семейных множество забот:
Она от пыли протирала
Кровати, окна и комод.
И переставила от стенки
На место новое буфет
Но не сняла она с простенка
Печальной женщины портрет.
Протерла крашенную раму,
Кусочком старого сукна,
Как будто знала мою маму
Уже не год, не два она.
А я ни ласке, ни заботе
Не мог поверить до поры:
Мне все казалось - эта тетя
Сейчас мне вцепится в вихры.
Молчал, насупившись упрямо.
Смотрел на тетю, как зверек,
И слова маленького "мама"
Из сердце выдавить не мог.
Но как-то раз, упав с березы,
Лежал я в гипсе и бинтах.
И в первый раз увидел слезы
На добрых тетиных глазах.
Увидел в них и боль, и муку,
Когда ушел от койки врач,
Нашел я ласковую руку
И молвил:
- Мама, ты не плачь!. .
Потом я бредил до рассвета,
Казалось мне во тьме ночной,
Что это мать, сойдя с портрета,
Склонилась низко надо мной.
ЛЕСНАЯ ПОЛЯНКА
На всю жизнь мне запомнилось это:
Захлебнувшись, замолк пулемет.
Тишина...
Только иволга где-то
На обугленной ветке поет.
А солдаты, закончив сраженье,
Прилегли под березой в тени.
Слушать иволги грустное пенье
Здесь навек остаются они.
Ах, полянка, полянка лесная,
Старой болью мне душу не тронь!
Полыхают цветы иван-чая
На тебе, словно Вечный огонь.
|