КОРАБЛЬ
Слушал гул водопада в ущелье,
Иероглифы молний читал,
В дикой пляске, в безумном веселье
Оперенные стрелы метал.
Он однажды звериной тропою
На неведомый берег прибрел.
Как драконы, вставали прибои,
И дремал на утесе орел.
Озарив беспредельное море,
Солнце в зев горизонта сползло.
Он глядел на далекие зори,
К ним его непонятно влекло.
Вспомнил песню, пропетую кем-то,
О далекой чудесной стране.
Эта песня казалась легендой
Иль волшебным виденьем во сне.
Но корабль под вымпелом алым
В ту страну не спеша уплывал.
Песню пел, кто стоял за штурвалом -
Весь корабль за ним запевал.
И раздольная песня, играя,
Начинала над морем звенеть.
Только люди из вольного края,
Лишь счастливые могут так петь.
Даль горела огнем небывалым,
Час заката торжествен был.
И корабль под вымпелом алым
Золотою легендой уплыл.
Но пришедший звериной тропою
Еще долго на взморье стоял.
Как драконы, вставали прибои,
И орел на утесе дремал.
1934
МЕЧТЫ
Он живет в далеком Тибете,
Сбив пещеру из каменных плит.
Ведь в тангутской стране тем, кто беден,
Жизнь иного жилья не сулит.
Он сидит перед входом пещеры
В шкуру дикого яка одет.
Обглодав антилопий череп,
Он мечтает о ламской еде.
Видит он плоскокрышие храмы,
Что вдали золотятся в лучах.
Там в шелка облаченные ламы
Восседают на толстых коврах.
Как огромные трубы подымут
И начнут иступленно в них дуть,
Стебелек благовонного дыма
Всколыхнется пред Буддой чуть-чуть.
Ударяя в свои барабаны,
Ламы басом глухим запоют:
“Только в мире священной нирваны
Ты найдешь блаженный приют.
Пусть тебя и морщинит, и горбит
Твой удел - не ропщи, не тужи.
В этом мире страданий и скорби
Все желанья и страсти туши”.
...Вдруг ему показалось: на крыше
Заблестело не золото - кровь.
В дикой музыке храма он слышит
Нищих предков рыданье и рёв.
И он в рог затрубил, он будит
Тех, кто полон и мести, и сил.
Выбегают косматые люди
Из расселин, пещер и могил.
Призывая их к смертному бою,
Он о щит ударяет мечом.
Все смеются и радостно воют
И его избирают вождем.
И как двинулись к Лхасе, где Будда
Улыбается, счастье суля,
Пыль всклубилась до неба, как будто
Ликовала сама земля.
И чугунные двери храма
Распахнули ударом бревна.
И, сраженный, падает прямо
Перед Буддой первый монах.
И безумно они пировали,
И топтали, и жгли мертвецов,
И оставили груды развалин
Вместо храмов и гулких дворцов...
Так он, сидя у темной пещеры,
Помечтать о победе дерзнул,
И в глазах, полных радостной веры,
Отблеск дальнего счастья блеснул.
Ведь недаром в становьях поется,
Что над лхасским великим дворцом
Скоро-скоро то знамя взовьется,
Что горит над Московским Кремлем.
1934
В ЗИМНЮЮ НОЧЬ
Не луна, а кокон
Шелковых лучей.
На узорах окон
Тысячи огней.
Сердце бьет тревогу,
И не спится мне.
Вышел на дорогу
В хрупкой тишине.
По дороге снежной
Путники спешат,
А полозья нежно,
Как смычки, визжат.
Лег заманчив, длинен
Путь передо мной.
Позади, в долине,
Спит улус родной.
Ах, зачем, дорога,
Ты зовешь, маня!
За твоим порогом
Ждет ли что меня?
1927
В СТЕПИ
М.С.Семенову
Степь, и только степь, да небо синее,
Облака гуляют налегке.
Показалось, как гнездо осиное,
Войлочная юрта вдалеке.
Вон степняк идет степенной поступью,
В рукава припрятав кулаки.
Вороны крылами вяло воздух бьют,
Но концы простора далеки.
Обскакать вы эту ширь попробуйте
И на самом быстром бегунце!
С ожерельем ласточек на проводе
И дорога грезит о конце.
Степь тягучая в дали темнеющей
Стонет, вековой тоски полна.
Как-то ты сказал, скажи ты мне еще:
“Степь длинна - и песнь ее длинна”.
1930
БУРЯТИИ
(Посвящение)
Мне в любви к тебе незачем клясться,
Коль я по рождению твой,
Коли сызмала, с первого класса,
Я слился с твоею судьбой.
Но расстался с тобою в тридцатых.
То было не блажь, не каприз:
Я от происков, мнений предвзятых
Уехал на Нюкжинский прииск.
Но и там, и в поселке таежном,
Ждал стука ночного в окно.
Хорошо, что ты силы даешь нам -
Отчаяться б мог я давно.
Я молчал, зубы сжав до озноба,
Хотя и тянуло к перу.
Лишь спустя четверть века я снова
Перо как впервые беру.
Я, как прежде, стихами забредил,
Вновь страсть одержимых узнал.
Позабыв о врачебном запрете,
Часы урываю у сна,
Чтоб, как стрелы, обстругивать строки
И класть их колчанами строф,
У стихов чтобы строй был строгий
И запах таежных костров.
И тебе посвящаю все это.
Коль что, говори напрямик.
Если слабо, - не как от поэта,
А просто от сына прими.
ВЕСТЬ
Зимний улус
в безмолвье степей
Сумерки встретил
воем собак.
В пору такую
не ждут гостей,
В юртах болтают
да курят табак.
Вдруг человек
на коне прискакал.
Ринувшись в юрту
богов не почтил.
- Ленин скончался! -
поспешно сказал,
Нет, не сказал,
а крикнул почти.
Вздрогнули люди
от страшных слов,
Ужас вопроса
вспыхнул в глазах.
Вынули трубки
они изо ртов,
Крепко зажали
в больших кулаках.
1932
ПРАВДИВЫЙ РАССКАЗ СОЛДАТА,
УЧАСТНИКА ПЕРВОГО ПЕРИОДА
ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Предстояло расставанье
Пред уходом на войну.
Мылся в самодельной ванне,
Спину мыть позвал жену.
Мы готовились, казалось,
К возложению во гроб.
Но жена: «Молюсь, - сказала, -
Ты живой вернулся чтоб».
Подошли к военкомату,
Вся пришла со мной семья.
Вот уж подали команду –
Обмерла жена моя.
Мой сыночек годовалый
Плача тянется ко мне.
Нам проститься не давал он,
Дурно сделалось жене.
Полк наш в поезд посадили,
Прямо к фронту повезли.
В поезд бомбы так садили,
Что мы многих погребли.
Рядовому трудно очень:
Днём воюй меж ста смертей.
Нет покоя даже ночью:
Роешь землю для траншей.
Гнёзда для орудий вырыв,
Для снарядов рвы копали
И блиндаж для командиров,
Для себя ж не успевали.
Спать ложились, где попало:
Летом кустик – вот и кров,
И зимой удобств немало:
По-пластунски ныр в сугроб.
Только ночью вши кусали –
И заснуть мы не могли.
Их с белья на снег стрясали
Иль в железных бочках жгли.
Шли мы против автоматов
Со штыком наперевес.
В танк бросали с русским матом
Зажигательную смесь.
Наших лётчиков сбивали,
Нас бомбили средь степей.
Лишь бы фрицы не летали,
Ждали мы ненастных дней.
Как второго фронта ждали!
Лишь тогда открылся он,
Уж когда мы побеждали –
И в краях чужих сторон.
К двадцать пятой годовщине
Октября комбат решил
Ставить пушки на вершине
Сопки той, что враг обжил.
Вот шестого на седьмое
В стан врага меня послал.
Пользуясь ночною тьмою,
Я туда легко попал.
ПИСЬМО ЖЕНЕ С ФРОНТА
Лёле
Радуга и небо голубое –
Всё напоминает о тебе.
И в тиши, и в самом пекле боя
Думаю не о своей судьбе –
О тебе и Родине своей,
Как о матерях моих детей.
1942
ПИСЬМО ЖЕНЕ С ФРОНТА
Лёле
Я твой образ в душе берегу,
Как мой предок – огонь в гуламте.
Мне с тобою тепло и в пургу
Да светло и в ночной темноте.
Без тебя и душевных людей
Все невзгоды здесь были б лютей.
1942
ПИСЬМО ЖЕНЕ С ФРОНТА
Лёле
Коль смерть возьмёт меня не вдруг,
В атаки час прервав мой бег,
И проживу я миг-другой, -
Прощусь с тобой, мой верный друг:
Махну бескровною рукой
И уроню её на снег,
Хоть будет бой греметь вокруг.
Жаль, не узнаешь, в миг какой
С тобой простился я навек.
декабрь 1942
8 МАЯ - ДЕНЬ ПАМЯТИ
Скорбим, мильоны их утратив:
Мужей, отцов и матерей,
Сестер, и женихов, и братьев,
И сыновей. и дочерей.
Хоть помнят их всегда все семьи,
Войну жестокую кляня,
Для поминания их всеми
Отдельного б хотелось дня.
Им пусть восьмое мая будет –
Днем памяти – кто пал в войну.
И в День Победы не забудет
Народ погибших помянуть.
Ведь даже радость Дня Победы
Унять не в силах боль утрат.
Пусть нас заполонят и беды,
И радости два дня подряд.
Погибших и в Афганистане,
И в ту Великую войну
Теперь народ делить не станет –
Их надо вместе помянуть.
Как День родительский, единым
День памяти их должен стать.
Жаль, скорбным пеньем лебединым
В сраженьях павших не поднять.
ЮРТА
Восьмиугольная юрта с большим дымоходом,
С крышей двойной, чтобы было прохладно и в зной.
В юрте мы жили все тёплые месяцы года,
Переходя в неё, будто кочуя, весной.
Ставили сразу котёл на очажные камни –
В масле янтарном журчать начинал саламат…
Мясо парное варилось большими кусками.
Юрту наполнит, бывало, такой аромат,
Что, вспоминая, и ныне я слюнки глотаю,
Будто блины в саламатное масло макаю
Или баранью грудинку, смакуя, глодаю –
Это ж ужасно, когда я почти голодаю!
Гнали архи в каждой юрте – прекрасный напиток!
Старцы ходили по юртам, чтоб выпить архи.
В жбанах архи на столе да курений избыток –
Это блаженством считали в те дни старики.
Что за подворье без юрты, без места святого,
Где непременно висели заян и онгон,
Оберегавшие будто от духа нас злого
И охранявшие ночью наш благостный сон.
В юрте поспать – удовольствие, будто на воле:
Звёздное небо лежи-наблюдай в дымоход.
Да, ностальгией по юртам старинным я болен,
Боль эта будет острее из года в год.
Под дымоходом ласточки гнёзда лепили.
Под щебетанье их сладко, бывало, заснём.
Юрты исчезли, хоть все их в улусе любили.
Только остались во мне ностальгическим сном.
1992
|
