***
С тех пор, как я живу ничья
В суровом вихре лет, -
Легко струится жизнь моя,
Но жизни больше нет.
Она осталась за чертой
Далекой той весны,
Улыбки той и песни той,
Что в прах превращены.
***
Я не посмею называть любовью
Ту злую боль, что сердце мне сверлит.
Но буква "М", вся налитая кровью,
Не о метро, а о тебе твердит.
И семафора капельки кровавы.
И дальний стон мне чудится во сне.
Так вот они любви причуды и забавы!
И белый день - твой белый лик в окне.
***
Скучно, а главное силы
Нету уже ни на что.
Хоть бы привет из могилы,
Голос какой или что.
Жизнь как ломоть очерствелый
Тихо лежит в стороне.
Может быть время приспело
Город увидеть во сне?
Не тот, который молча убивал
Злорадно нам заглядывая в очи,
Не тот, который молча умирал
В глубоком обмороке белой ночи, -
А город отрочества моего…
Ведут к воде нагретые ступени,
Я вниз иду, не зная для чего,
И брызги на щеках, и ноги в пене.
Плывут мосты и облака плывут.
Вот-вот и я… Скорей наверх взбегаю
И камешки в державную Неву
Как в речку деревенскую бросаю.
А там мечеть. Ее голубизна
Сверкающая, светлая такая,
Почти совсем на небе не видна
Такая же, как небо, голубая.
***
Я разлюбила дружбу и друзей.
Нет, не друзей, а что-то, что-то, что-то…
Какая-то своя, своя забота
Меня отъединяет от людей.
Не по руке урок мне. Помогите.
Я помощи прошу, а не похвал.
Темным-темно, услышьте! помогите!
А если недосуг вам - отойдите.
И дальше, дальше, даже убегите!..
Я помашу тому, кто убежал.
***
Опять уходит за порог
Моё дитя, моё живое счастье,
В открытый мир, в зловещий топот ног,
Под пули в голод и ненастье.
Я не хочу в который раз познать,
В который раз! Всю злую власть бесчинства.
В слезах озлобленных проклясть опять
Бессилье мысли, тщетность материнства.
***
Я никем не хранима.
Я только судьбой хранима.
И если бомба мимо,
И черный ворон мимо -
Это она захотела
Сберечь мою душу и тело
Для какого-то дела,
Мне неизвестного дела,
Это ее дело.
***
И все-таки я счастлива бываю.
Не странно ли о счастье говорить?
Я путаюсь, сбиваюсь, я не знаю,
Каким стихом тебя определить.
Ты не весна. В холодное жилище
Давно уже нет доступа весне.
Ты не любовь. Меня испепеливши,
Любовь забыла думать обо мне.
Спокойно, друг! Спокойнее дыханье,
Хотя дышать, чем дальше, тем больней,
Хотя судьбы ясны предначертанья…
За ясность я и благодарна ей.
***
Уже ни о чем на свете,
Пожалуй, нельзя говорить.
Уже обо всем на свете
Следует помолчать.
Это счастливые люди
С горя могли пить
Или кричать от боли,
Или стихами стонать.
СНОВА МАЛЕЕВКА
Четыре ели великанши,
Четыре хмурые сестры
Молчат все там же, где и раньше,
На склоне медленной горы.
И тишиной усыновленный
Все так же тикает движок,
Что для меня во тьме зеленой
Свет ранний в деревнях зажег.
И я иду, глазам не веря.
А даль все так же хороша.
Закат распахивает двери
Во что-то глубже, чем душа.
И, повинуясь приказанью,
Гляжу без боли и без слез,
Разоружив воспоминанья,
На тени светлые берез.
ОСЕНЬ
Только все совершив, что положено
Совершить на земле под луной,
Можно ласково так, бестревожно,
Щедро так отходить на покой.
Тишину охраняет снотворная,
Золотая арыков молва.
И стоит над землей лучезарная,
Над горами склоненная, добрая,
Утешительная синева.
Но ни памяти, ни суровости,
Не зажить, не смягчиться в тепле.
Детским почерком страшные новости
Пишут тени на светлой земле,
Словно письма оттуда… И пыльные
Так зловеще молчат тополя,
Словно памятники надмогильные
Впрок воздвигла и эта земля.
1943
***
Вот так же будут на могиле
Сходиться и мои друзья,
Печалясь, что меня зарыли
И услыхать меня нельзя.
И так же будут торопиться
На электричку, по делам,
И впечатленьями делиться
От новых радиопрограмм.
***
Я очень устаю от телефона,
От радио, от злости за стеной.
А мне бы на губах волны соленой
Невкусный вкус, когда кипит прибой.
А мне бы пышный шум сосны зеленой,
Колдующей над бедной головой.
Они еще над морем вьются, чайки,
Крылатые подруги парусов.
В прибрежной роще птенчики-всезнайки
Галдят и падают в дремучий лес цветов.
И по камням, торчащим на лужайке,
Плывут, как прежде, тени облаков.
СВЕРСТНИКУ
С каждой новой могилой
Не смиренье, а бунт.
Неужели, мой милый,
И тебя погребут?
Четко так молоточки
Бьют по шляпкам гвоздей.
Жизни точные точки
И твоей и моей.
Мы ведь сверстники, братство
И седин и годин.
Нам пора собираться:
Год рожденья один.
Помнишь детское детство?
Школа. Вместе домой.
Помнишь город в наследство -
Мой и твой, твой и мой?
Мерли кони и люди,
Глад и мор, мор и глад.
От кронштадских орудий
В окнах стекла дрожат.
Тем и кончилось детство.
Ну а юность - тюрьмой.
Изуверством и зверством
Зрелость - тридцать седьмой.
Необъятный, беззвучный,
Нескончаемый год.
Он всю жизнь, безотлучный,
В нашей жизни живет.
Наши рамы омыла
Свежей кровью война.
Грохотала и выла,
Хохотала она.
…О чистые слезы разлуки
На грязном вагонном стекле.
О добрые, мертвые руки
На зимней промерзшей земле…
"Замороженный ад" -
Город-морг Ленинград.
Помнишь смерть вурдалака
И рыданья вослед?
Ты, конечно, не плакал.
Ну и я - тоже нет.
Мы ведь сверстники, братья.
Я да ты, ты да я.
Поколенью объятья
Открывает земля.
Поколенью повинных -
Поголовно и сплошь.
Поколенью невинных -
Ложь и кровь, кровь и ложь.
Поколенью забытых
(Опечатанный след)
Кто там кличет забитых?
Нет и не было! Нет!
Четко бью молоточки.
Указанья четки:
"У кого там цветочки?
Эй, давайте венки!"
В строй вступает могила.
Все приемлет земля.
Непонятно, мой милый,
Это ты или я.
Март-апрель 1984
***
Ночь каждая - как горный перевал.
Вдруг камень оборвется под ногами,
И я лечу в пустыню диких скал,
Которые казались облаками.
Река Сестра. Я через речку вплавь.
О, "кто есть кто" средь здешних поселенцев?
Свидание! Как страшно бьется сердце...
"Живые с мертвыми." Сон это или явь?
Врач капельки мне рекомендовал,
Чтоб я не путала живых и мертвых.
И впрямь к утру все виденное стерто.
Ночь каждая - как горный перевал.
1990
|
